Будущий пастырь родился 20 февраля 1937 года в деревне Большое Ляхово Ермишинского района Рязанской области. Окончил Касимовский индустриальный техникум. Попал на речной флот вторым штурманом. Вскоре принял твёрдое решение пойти на церковное служение. Подал заявление в Московскую духовную семинарию. Но с первого раза поступить не удалось – пришла повестка из военкомата. В военкомате его продержали ровно столько, сколько продолжались экзамены, и отпустили с белым билетом.

Анатолий стал трудиться истопником при храме. 3 января 1970 года митрополит Никодим совершил хиротонию, и Анатолий стал священником в селе Сабурово под Касимовом, затем был настоятелем Троицкой церкви в Туме в течение пяти лет. С 1978 года переведён в Кадом настоятелем Димитриевской церкви. В 1997 году стал настоятелем Милостиво-Богородицкого храма в женском Милостиво-Богородицком монастыре. В 1999 году принял на Афоне монашеский постриг с именем Афанасий. С 2000 года – архимандрит Милостиво-Богородицкого женского монастыря, духовник обители.

В 2009 году отцу Афанасию присвоено звание Почётного гражданина Кадомского района.

В 2020 году мне посчастливилось побывать в гостях у батюшки и записать его воспоминания о жизни, которые звучат сегодня, как источник живой воды.

 Архимандрит Афанасий (Культинов) и протоиерей Владимир Правдолюбов, 2005 год

На реке оке

– Когда мне было восемь месяцев от роду, случилась со мной беда. Мама стирала бельё, а мою семилетнюю двоюродную сестру оставила за мной приглядывать. Ходить я ещё не умел, но ползал очень быстро.

В октябре холодно было, и дома топили печку. В нашей семье она была в виде колонки из металлических листов и очень быстро нагревалась. Я пододвинулся к печке и левой ручкой на неё облокотился… Жилы кое-где сохранились, а два пальца остались скованными на всю жизнь.

Одна женщина ко мне приезжала и говорит: «Батюшка, я тебе скажу, почему у тебя рука повредилась. Ты бы служил на подводной лодке и погиб. А тебе Господь, зная, что ты в старости будешь людей принимать, сохранил жизнь таким образом».

Кто знает? Я ведь, и правда, хотел моряком стать, мечтал в Нахимовское военно-морское училище поступить.

Перед армией медицинская комиссия не до конца меня осмотрела и составила заключение о годности к службе в ВМФ. Я показал врачам повреждённую руку, и дорогу в армейские ряды мне сразу закрыли.

После войны время было тяжёлое. В 1946 году мне исполнилось девять лет, я учился во втором классе. Ходили в чём придётся, одежда примитивная, галош не было. Из дерева вырезали что-то типа колодок, привязывали верёвочками к валенкам и шли в школу. Хлеб пекли из лебеды, собирали на полях остатки картошки. Голод был. Но при этом все друг друга любили и помогали своим ближним.

Церкви у нас в деревне не было. Самый близкий храм – в деревне Савватьма, за восемь километров. Добраться сложно, соответственно, в храм не ходили.

Мама ещё в детстве мне дала наказ: «Не вступай ни в октябрята, ни в пионеры, ни в комсомол». Впоследствии мне предлагали место в партии, обещали продвижение по службе, но я отказался, сославшись на то, что ещё не созрел.

После десятилетки я работал завклубом. Брат двоюродный у меня трудился на буксире – ходил по верхней Оке – и меня к себе позвал учиться на рулевого. А я высокий был – под метр девяносто. Брат поглядел и говорит: «Ой, у меня такого места нет, иди помощником кочегара». Дали мне робу, и я стал следить за тем, чтобы в топке горел огонь, и подбрасывал туда уголь.

Всё бы хорошо, но с питанием начались проблемы. Уголь попадал в еду, и я думал: «Лучше в колхозе работать, чем на этой каторге находиться».

Однажды мимо по реке шёл пассажирский речной теплоход «Николай Островский», на котором служил мой земляк Борис, а жена его там шеф-поваром работала. Друг мой быстро договорился с капитаном этого судна, и меня взяли на борт матросом.

Спустя какое-то время я приехал в Касимов, окончил речное отделение индустриального техникума, снова попал на речной флот и впоследствии стал вторым помощником капитана.

О духовном наставнике

– Отец Иоанн (Крестьянкин) приехал в Касимов в феврале 1966 года. В то время я ещё служил на речном флоте, окормлялся духовно у отца Владимира Правдолюбова.

Впервые увидев отца Иоанна, я смутился и принял его за католика. Побежал к отцу Иакову: «Батюшка, какой-то священник приехал странный, бородка маленькая, благословляет, а руку не даёт целовать». И только потом, когда я уже стал отцу Иоанну прислуживать, понял, какой высокой духовности это был человек. Я хотел перед ним покаяться, что осудил его тогда. Помню, шёл к нему со смирением, а он вышел из алтаря, увидел меня и вернулся обратно в «святая святых» – не дал мне принести покаяние.

Отец Иоанн прозорливый был и заранее всё знал.

Однажды напало на меня сильное уныние, одолевали помыслы: «Не спасёшься… Погибнешь…». Батюшка подошёл ко мне и, ничего не спрашивая, сказал: «Сам спасёшься, и твоя семья спасётся!» Вот так на помыслы мои ответил.

В 1967 году, когда праздновали пятидесятилетие советской власти, я на работе подарок преподнёс – заявление об уходе, а был я вторым помощником капитана. Увольняться тяжело было, люди разные работали. Собрали целую комиссию, допрос устроили: «Что тебе церковь дала, зачем туда стремишься?» Но я был настроен решительно, и, в конце концов, от меня отстали.

Супруга моя была не против того, чтобы я заочно поступил в семинарию. Я поехал в Печоры к отцу Иоанну за благословением. В то время там проживали старцы: схиигумен Лука – он не мог ходить и поэтому сидел – и схимонах Николай, слепой. Оба они с Валаама. Отец Иоанн (Крестьянкин) сказал мне: «Пойдём к отцу Луке, чтобы он тебя на священство благословил». Но сначала зашли к отцу Николаю, он лежачий был, и от него словно свет исходил. Отец Иоанн сказал мне: «Ты к нему приложись». Потом пошли к отцу Луке. Заходим, отец Иоанн объясняет ему: «Вот Анатолий, который прислуживал мне в Касимове. Благословите его на священство, в семинарию пойти».

Он посмотрел на меня и сказал про семинарию: «До-о-о-о-лжны при-и-и-и-нять».

Не случайно он слова протянул: поступить в духовное учебное заведение мне так и не удалось в это время, поступил позже. Когда нужно было ехать на экзамены, мне пришла повестка из военкомата. В военкомате меня продержали ровно столько, сколько длились экзамены, и отпустили с белым билетом.

Ещё отец Лука что-то говорил мне о будущем монашеском постриге, но я тогда ничего не понял, потому что за тридцать лет вперёд он сказал об этом.

 Архимандрит Афанасий благословляет паломников, 2019 год

Рукоположение

– В феврале 1969 года меня всё-таки рукоположили в диаконы, а через год вопрос о моём священстве решился благодаря митрополиту Ленинградскому Никодиму (Ротову). Он был уроженцем Рязанской области и приехал на родину хоронить свою маму Елизавету Михайловну, которая умерла 1 января. Владыка Никодим спросил тогда у владыки Бориса (Скворцова): «У вас есть кого рукополагать? Я буду служить в Борисоглебском соборе Литургию и отпевание, а на другой день в Скорбященском храме отслужу Литургию и пойду на могилу матери». «Да, – ответил владыка Борис, – диаконы есть, но рукополагать не дают».

Митрополит Никодим пошёл к уполномоченному по делам религии. Два часа они друг на друга кричали. В конце концов владыка Никодим добился своего. 3 января, в день, когда меня рукополагали, посреди церкви стоял гроб с телом Елизаветы Михайловны: её хоронили.

На хиротонии присутствовали и потом сослужили митрополиту Никодиму молодые тогда иеромонахи Ювеналий, (впоследствии митрополит), и Кирилл, ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси, отец Пётр Чельцов, ныне прославленный в лике святых, отец Виктор Шиповальников, архимандрит Авель (Македонов).

Во время службы владыка Никодим, конечно, был расстроен из-за смерти матери, стоял весь в поту, так он молился… Вечером накануне пришёл ко мне: «Смотри, молись Богу, чтобы благодать сошла». Я испугался. Перед рукоположением ночевал в Скорбященском храме, молился – ведь за ночь любое искушение могло произойти.

И вот во время рукоположения вроде всё хорошо шло. А когда мне вручили Агнец и я стоял у престола, у меня слёзы хлынули градом, из носа пошла мокрота. Митрополит Никодим подошёл, рукой отёр с носа мокроту и растёр в своих ладонях. Такая сошла благодать на меня, что всё горло выжгло.

После, на поминках, я есть ничего не мог – только воду пил.

Всё сожжено было – вся моя греховная душа благодатью опалилась. Когда домой приехал, пришёл в себя. Никогда это не забуду.

Подготовила Вероника Милова, газета "Благовест"