Далекая провинция

Весной 64 года до Нашей Эры, вмешавшись в спор местных царьков, римляне, под предлогом установления мира и порядка, присоединили к своей Империи Палестину. Эта земля издревле была ключом всего Ближнего Востока. Сюда сходились торговые пути из Египта, Греции, Месопотамии и Индии. Палестина была удобным плацдармом для удара по главным конкурентам римлян в Азии – персам.

Основное, что удивило римлян, была вера аборигенов. Римские историки с удивлением писали, что иудеи почитают только Одного Бога. Местным жителям был абсолютно чужд религиозный синкретизм, они категорически отказывались почитать многочисленных богов Олимпа, а что важнее – главную «скрепу» Римской Империи: Божественного Императора. Ты мог верить во что угодно и в кого угодно, но раз в год был обязан почтить прилюдно статую Божественного Императора щепоткой ладана. Это было что-то вроде ежегодной присяги на лояльность государству.

Идея о Единой Первопричине бытия была достоянием лучших из античных философов. А тут римляне столкнулись с целым народом, который эту идею исповедовал. Обладание Палестиной было настолько нужно Империи, что римская власть не решилась что-либо менять в религиозной жизни народа. Даже "щепотку ладана" оставила "на потом"! Землю Иудеи разделили на несколько областей, над которыми поставили номинальных правителей из местных семей. Реальная власть и общее управление новой провинцией было передано прокураторам – генералам, которые опираясь на воинскую силу, контролировали политический процесс. Прокураторы, в свою очередь, подчинялись префектам Малой Азии – полномочным представителям Императора. К 4 году до Нашей Эры римляне настолько укрепились в Палестине, что решились ввести подушный налог. Для уточнения количества жителей провинции, было решено провести Ценз - перепись населения.

Мир в ожидании перемен

К этому времени римляне очутились в состоянии острого духовного кризиса. Старые верования и мифы вызывали у образованных людей откровенную насмешку. Религия превратилась в гражданский институт, внешняя лояльность к которому приравнивалась к патриотизму.

Был воскрешен материализм Эпикура и Демокрита, который рассматривал Вселенную как случайное сочленение мельчайших частиц, обреченное на распад и уничтожение. «Осень мира» - так назвал поэт Лукреций надвигающуюся катастрофу в своей поэме «О причине вещей». Раз все катится под откос, то вывод римляне сделали своеобразный: «бери от жизни все!». Пиры сменялись оргиями, разводы и самоубийства стали нормой общественной жизни.

Но не все были готовы принять собственную жизнь, как абсолютную бессмыслицу. Римляне попытались заполнить духовный вакуум импортом чужих религиозных культов. Египетская Исида и персидский бог Митра, фригийская Кибела и греческие мистерии – все это обильно приправлялось магией, ворожбой и астрологией. Оккультные увлечения захватили все слои общества. Над Римом звучали серебряные колокола буддийских ступ, хриплые трубы звали в храмы персидских огнепоклонников. Стоики, киники и эпикурейцы предлагали разные способы утоления человеческой религиозной жажды. Философы пытались добраться до Первопричины бытия, иудейские общины молились Единому Богу, даосисты изрекали парадоксы о непостижимом Дао. А за воротами Вечного Города грозная поступь железных римских легионов заставляла содрогаться землю.

В этом хаосе мистицизма и поверхностной религиозности то там, то здесь вспыхивала надежда, что появится, наконец, тот, кто выведет человеческую мысль из лабиринта. Индуисты ждали очередное воплощение бога Вишну, буддисты – Будду Майтрейю, поэт Вергилий писал о Младенце, который откроет новую Сатурнову Эру, а иудеи чаяли Мессию, которого на греческий лад в Риме называли Христом. Шепотом передавались предсказания легендарных Сивилл о человеке, способным уничтожить Империю. Тацит пишет о таинственном Избавителе, которого ждут народы Востока в Иерусалиме. Кто-то представлял его в виде грозного завоевателя, каким был Александр Македонский. Другие – в виде вдохновенного религиозного реформатора. Третьи – как великого мага и чудотворца. Но все сходились в одном: рождение такого Властителя не может пройти незаметно. "Муж силы" должен родиться в блеске золота и быть с первого дня облачен в багряные царские одежды. «Как солнце восходит на востоке и бывает видно до запада, - говорили древние, - таким будет явление этого человека».

Рождество, которое не заметили

Тем временем в далекой Палестине шла перепись населения. В двадцатый год правления римского императора Августа каждая иудейская семья была обязана прийти на землю предков, чтобы там встать на учет «налоговых органов». По всей Палестине потянулись караваны путешественников.

Вифлеем можно считать пригородом Иерусалима. Издревле здесь находились государственные запасы хлеба на случай военных действий. Отсюда и название городка: Вифлеем переводится как «Дом хлеба». Этот населенный пункт был родиной царя Давида. Сам царь давно стал легендой, а большинство его многочисленных потомков обеднели до состояния простых ремесленников и крестьян.

Именно туда пребывают двое неприметных путников. Мужчина по имени Иосиф ведет на поводе ослика. Ослик застелен ковром, а на ковре сидит Женщина на последнем месяце беременности. Ее имя прогремит в веках – Мария. Но пока до этого далеко. Городок переполнен людьми, которые пришли на Перепись. Заняты не только гостиницы, но и частные дома. Поэтому, путникам с трудом удается устроиться в вертепе – сезонном загоне для скота. Здесь, под шум ночного дождя, среди фырканья сонной домашней скотины, при тусклом свете простой свечи совершится то, о чем грезили поколения людей – рождение "мужа Силы": Рождество Христово.

Главный вопрос Рождества

Почему до сих пор человеческую душу так волнует сказание евангелистов о Младенце, который родился не в царском дворце, а под убогой крышей хлева? Нет, дело здесь не в запахе ели и тихо падающем снеге за окном, которые ассоциируются с детством. Сейчас их больше соотносят с праздником Нового года, чем с Рождеством Христовым. Просто вдруг оказывается, что миру насилия, грохоту бесчисленных железных легионов и танковых армад, миру ненависти и самодовольной сытости может бросить вызов не другая равная сила, а слабый беззащитный Ребенок. Бог произносит Свое слово не в громе и молнии, а в молчании. Это молчание Вифлеемской ночи, пропахшей сыростью меловых холмов и ароматом луговых трав. Это тайна человеческой свободы и выбора.

Как тогда – в переполненном городке - Христос приходит к каждому. И как часто человек отводит Ему место не под крышей дома, а в лучшем случае – на задворках жизни. К скольким душам и теперь стучится Христос, но они испуганно затворяют свои двери? Способен ли ты разделить с другим человеком его тревоги, поступиться своим устоявшимся мирком и уютом? Можешь ли ты принять мужество веры и сомнение надежды? Любовь для тебя – просто слово или призыв к действию?

Посмотри: другие, напротив, только услышав о Христе - спешат Ему навстречу, словно те пастухи, которые ночевали в окрестностях Вифлеема. Не всякому за суетой и житейским шумом дано услышать пение Ангелов. А они – услышали!

Как важно бывает человеку оторвать взгляд от земли, чтобы взглянуть на Небо! Кто знает, может быть там он вдруг увидит Звезду – ту самую, которая привела волхвов из далекой Персии ко Спасителю мира? Путь человеческого разума тернист и долог, как путь волхвов-звездочетов. Но если человек честен и идет за знанием искренно, этот путь обязательно приведет его к Создателю всего сущего – к Богу.

«Христос рождается – славите! Христос с Небес – встречайте!» - поется в церковном песнопении.

«Как Его встретишь ты? – словно задает вопрос евангельский рассказ о Рождестве Христовом, - Ты его встретишь как пастухи? Как волхвы или царь Ирод?».

Под перезвон рождественских колоколов пусть сегодня на этот вопрос каждый ответит сам.

С Праздником, дорогие друзья!

Александр Ильинский