При этом они обычные люди с мирскими профессиями. Но вот так единодушно наладили жизнь по уставу Церкви. Поэтому у Антона очень здравое рассуждение о жизни вообще и минимум, если не сказать отсутствие, ненужных «забот и тревог», хотя лодка его отнюдь не одинока.
Мне и тогда и сейчас идти в воскресение в храм тяжело. По-мирски и человечески. Я хочу спать, пить кофе, лежать, читать ленту, гулять в парке, ну, или просто — не идти туда, где надо стоять «три часа» с больной спиной (иногда и правда три часа).
— Да еще грехи исповедовать, терзаться угрызениями совести, чувствовать свою немощь, ограниченность, несовершенство, — добавляет на мои откровения Антон, — я вообще не понимаю, как люди туда ходят. По человеческой логике — это же вообще трэш полный.
— Да еще кто-то толкнет, кто-то замечание сделает, а, если батюшка в ударе — сначала что-то неприятное на исповеди скажет, а потом еще и проповедь минут на двадцать. Ну как человеку бедному, который хоть раз это испытал, туда второй раз пойти?
Самое интересное, что мы говорили искренне, ничуть не юродствуя. Мы искренне не понимали, как это получается у Антона всегда, у меня иногда, зато понимали тех, у кого — никогда. И бесконечно восхищались мужеством «нормальных» христиан.
Совершенно очевидно, что жить по Уставу Церкви — это в наше время трудная задача, почти невозможная и сродни подвигу.
«И вот зачем себя мучить, если так тяжело?» — можно было бы спросить у меня, потому, что мне «особенно» тяжело.
Периоды в жизни у мирян бывают разные — иногда только раз в полгода зайдешь свечку поставить, ни одной службы выстоять некогда. И вот это, скажу я вам, действительно, тяжело. Даже страшно.
У меня совсем недавно был такой опыт. Просто часто приходилось работать по выходным. И таких работ немало. И ладно бы, отдыха не хватало. В такой период понимаешь, насколько «не хлебом единым жив человек». Как известно, он жив Словом Божиим.
Как только жизнь пытается устроиться без этого Слова, начинается недовольство. Мы недовольны в своей сути, в корне души всем недовольны. А в наше время чем вообще можно быть довольным? Разговоры — из пустого в порожнее, еда — искусственная, болезни — постоянные и неизлечимые, работа — бесконечная, дети — беспечные и безответственные, школа — ужас, ипотека — неподъемная… И далее по списку.
Ну чему радоваться-то? Покой-то где? И чем больше проблем, тем их со временем еще и еще больше.
А потом — как шибанет, и ко всем проблемам еще и горе либо какое несчастье случается — и все прежние невзгоды уже раем кажутся….
Вот тогда-то мы и вспоминаем, что тихая гавань есть. И можно было бы приложить усилие — потерпеть чуть-чуть часовую службу один-два раза в неделю, зато жить в мирном состоянии.
Да, о своем поведении и делах надо думать, в грехах — каяться, читать, изучать, просвещаться, стоять на больных ножках, краснеть и бледнеть перед священником… Зато выходишь из храма новым спокойным человеком. Ты посетил школу, урок выучен, зачет сдан, на свободу — с чистой совестью, неделя начнется с энтузиазмом, силы прибудут. Разум не возмущается.
Смысл жизни искать в сомнительных местах не надо, как и сомнительный дофамин. Всё на месте, всё в порядке. Бог-Слово изгнал беса сомнения, сила Его неисчерпаема. Случаются и болезни, всякое тоже бывает. Но они уже воспринимаются не как наказание, а помощь в уроках, так сказать.
Впрочем, у церковного устава есть альтернатива — настоящие болезни и скорби. Они неизбежны в отсутствие причастия и молитвы. И мы с Антоном не более чем грешные и хитрые люди. Мы просто выбрали свою пилюлю. Да, горькая она во рту, но сладкая потом, после проглатывания. Мы просто прочувствовали альтернативу.
Юлия Долматович