Но в том-то и дело, что церковь - она Христова, и Дух Божий живет в ней, совершая неведомые никому тайные чудеса. И чем меньше мы ждем, тем больше получаем.

Я расскажу историю двух прихожанок, мамы и дочери, которая началась еще в 90-е и продолжается сейчас.

Нина - это дочь - пришла первый раз в свой приходской храм, когда он только от-крылся. Еще недавно в полуразрушенном каменном здании на окраине города, почти в селе, было зернохранилище. И вот его передали церкви, начались давно забытые окрестными жителями богослужения.

Кто может себе представить, что такое восстановить просторный сводчатый каменный храм, посочувствует отцу Василию, который был назначен в нем служить. Он был один. Ни дьякона, ни алтарников, ни пономаря. Только несколько бабушек, дребезжаще-усердно поющих исключительно шестым гласом.

После времен полуподпольного существования христианских душ само открытие храма недалеко от дома казалось Нине совершенным чудесным. И, конечно, казался чудом священник. В солидном возрасте, статный, благообразного вида, с прекрасной наполовину седой бородой и длинными волосами, он являл пример строгого настоятеля.

Не было в отце Василии и тени лукавства или елейности. Он говорил всегда прямо и громогласно.

А высокие мощные своды разносили эхом его слова:

- Ну куда ж ты наперерез священнику со своей свечкой, мать? - батюшка останавливался во время каждения храма и начинал отчитывать неопытную прихожанку. А правила поведения в храме никто толком тогда и не знал.

Лишь пытливая Нина, прочитавшая при первой возможности "Смысл и значение христианского богослужения», понимала, что надо делать: не ходила по храму во время чтения Евангелия или Шестопсалмия, не разговаривала с соседками во время Херувимской.

Большинство же пожилых женщин - первых прихожанок огромного и полупустого храма - предпочитали слушать раскатистые нравоучения настоятеля храма. Книжек они не читали.

И часто останавливал службу отец Василий. Часто ему приходилось укорять женщин за совершенно уж неподобающее поведение и нарушение чина службы.

Исповедовал он тоже довольно строго. И также порой сурово отвечал на вопросы. Но все это казалось Нине возвышенным и прекрасным: она читала в глазах священника преданность служению и желание возвысить своих прихожан до ревнителей службы и веры, а также грусть от полнейшей невозможности этого сделать.

Отец Василий был из потомственных, род его знал одинаково хорошо и репрессии, и свод апостольских правил.

А Элеонора Сергеевна, мама Нины, будучи преподавателем высшей школы, в храм этот, к ним ближайший, не ходила: "Для чего время-то там тратить да батюшку ругачего слушать?». Это выражение показалось Нине даже забавным. Она не соглашалась с матерью. Конечно, вся городская интеллигенция ходила к тихому и вдумчивому отцу Серафиму в храм исторического центра города. Он и говорил умные вещи - почти лекции по культурологии, и обращался с людьми чутко и обходительно. Его маленькая церковь была всегда полна: там и молодежь, и художники, и врачи, и вообще, очень приличные люди...

А Нина чувствовала после каждой службы у отца Василия некое очищение и благодатный подъем сил. И объяснить этого не могла.

Когда Элеонора Сергеевна заболела неизлечимым системным заболеванием и собралась достойно встречать конец, Нина для спокойствия матери привела домой не отца Василия, а молодого, горящего верой священника, с которым познакомилась неисповедимыми путями. Тот соборовал больную. И вслух заметил, что многим болящим помогает сорокоуст за здравие.

- Но только на службы, все сорок, надо прийти самой и лучше всего - на каждой причаститься.

Поскольку после таинства мама Нины немного окрепла и как-то воспряла духом, она твердо решила выполнить это благословение. Но все-таки совершенно здоровой женщиной она не была: в маленькой и многолюдной церкви, где служил "такой духовный" и культурный отец Серафим, она еле выстояла. На следующую литургию пришлось отправиться в ближайший храм - в тот самый, к «ругачему» батюшке.

И вот, стоит Элеонора Сергеевна на службе у отца Василия в ближайшей к дому церкви, не зная, как обычно, где поклон класть, где что еще делать... Стоит и думает: "Господи!!! Как же хорошо! Людей мало, воздуха - в избытке, купол в самое небо поднят - аж ангелов почти видно. А лучи света из-под купола - как крылья небесные... Ну и что же, пусть батюшка ругает меня каждую службу, пусть. Попозорит немного - не растаю. Зато хорошо- то как!».

И так все сорок обеден. Каждое воскресение. Особенно истово отчитывал именно ее среди остальных молящихся благообразный отец Василий. Порой даже его жена не выдерживала, подходила к интеллигентной Элеоноре Сергеевне и утешала:

- Прошу вас, не обижайтесь! Батюшка у нас строгий, так и жизнь его тяжелая, он много пострадал...

- Да что Вы, милая женщина, - отвечала больная, батюшка лишнего не говорит, все по делу, потерплю, мне хорошо тут.

И после сорока таких служб Элеонора поняла, что здорова. Исполненная благодарности, спешит она в свою дорогую ей теперь церковь - а нет там отца Василия. Перевели. Куда? Да кто же знает…

Прошли годы. Нина уже взрослая женщина, Элеонора Сергеевна - бодрая старушка. Сидят они около нового дома, куда Нина со своей семьей переехала, смотрят на детей на площадке.

- Мам, а знаешь, кто тут в ближайшем соборе служит?

- Кто?

- Отец Василий, мама, наш, тот самый!

- Да ты что? И как он? Все также ругается?

- Нет, мам, не ругается...

- Да как же так-то? - расстроилась баба Нора.

- Знаешь, он теперь из алтаря редко выходит. Читают да кадят дьяконы, исповедуют молодые священники. А наш отец Василий лишь у престола. Да и прихожане другие стали. Много их - собор по воскресеньям полон, а главное - все уже знают, что делать, да как себя вести. И откуда такие умные все стали? Это же мы с тобой, как котята слепые, по храму тогда тыркались...

- Да куда ж ты, малец, полез-то, голову свернешь! - вдруг послышался сзади раскатистый ни с чем не сравнимый окрик, от которого радостно вздрогнули обе. Он предназначался опасно повисшему на дереве мальчишке.

- Здравствуйте, отец Василий!

Им улыбался совершенно белый, благодатный батюшка, с которым связано было в жизни обеих так много, чего и словами-то не выразишь.

Юлия Долматович