Большую часть жизни он прожил в Москве, последние пять лет за границей, похоронен во Франции. Но своей родиной, как ни странно, считал рязанскую деревню, расположенную на берегу реки Пара в 100 км от Рязани. Ныне это – поселок Мясной Путятинского района.
«Боже мой! Как был я там счастлив!»
О необычайно глубокой привязанности Андрея Тарковского к рязанской деревне свидетельствуют многочисленные его высказывания в интервью, дневниках, письмах. Так, в одном из выступлений (1979 г.) он говорил: «Отдыхать предпочитаю только в одном месте – в деревне на Рязанщине. Будь я писателем, которому не нужно пробивать так много, как режиссеру, я плюнул бы на Москву и поселился в этой деревне безвылазно… Знаете, у меня там есть свои места для вдохновения. Я заметил: поле, речная излучина… как только иду этим местом, так непременно придет в голову какая-то большая и важная мысль…»
Когда Андрей Тарковский оказался вдали от России, тяжелее всего он переживал разлуку с сыном и своим деревенским домом.
В документальном фильме, посвященном работе режиссера над фильмом «Ностальгия» (снимался в Италии в 1983 г.), звучит его удивительное признание: «Я здесь больше года и уже страшно соскучился по своим родным местам – по деревне, где у нас есть дом… Я чрезвычайно люблю свою деревню, которую называю своей родиной. Я люблю ее даже больше, чем Москву, в которой живу давно…»
Собственно говоря, и фильм «Ностальгия» – об этом, об утраченной родине, хотя там много и других глубинных смыслов. В самых волнующих кадрах картины – видениях героя – мы видим точную копию деревенского дома и сельского пейзажа, образы родных людей – жены Ларисы, тещи Анны Семеновны, падчерицы Ольги, сына Андрюши, овчарки Дакуса. И даже белая лошадь в тумане – это единственная деревенская лошадь, которая была у лесника в Мясном. Воспоминания о доме материализовались и в последней картине «Жертвоприношение». Там герой рассказывает историю обретения дома в деревне. В фильме воссоздан почти полностью интерьер сельского жилища. А название картины связано с принесением в жертву любимого дома.
Всё это и многое другое я узнала в 1996 году при встречах с Ларисой Павловной Тарковской, когда она пыталась создать музей-усадьбу в память о своем муже и с этой целью встречалась со многими людьми. Случайно рядом оказалась и я как журналистка. С этого и началось мое вхождение в заповедную зону А. Тарковского. Я влюбилась в деревню, подружилась с ее жителями, время от времени приезжала в гости. Когда однажды мне предложили там купить небольшой домик за доступную цену, я поняла, что счастье есть. И ощущаю это уже почти 15 лет, подолгу живя здесь в теплое время. Поэтому мне так близки слова Андрея Тарковского, записанные в дневник, когда он, смертельно больной, лежа в больнице, вспоминал деревню: «Боже мой! Как я был там счастлив!..»
Деревня, где не скучал Андрей
В приобретении дома на рязанской земле много случайного. Но мы знаем, что все – по Промыслу Божию. Режиссер оказался в этих краях, так как родные его жены проживали в деревне Авдотьинка в 4 км от Мясного, и ему нравилось здесь отдыхать. Однажды, гуляя по лесу, Андрей и Лариса заблудились и вышли к незнакомой деревне, где увидели свой будущий дом, который продавался.
Кирпичный дом под черепичной крышей, выделявшийся среди бедных деревенских строений своей основательностью и особым местом расположения, был куплен четой Тарковских в 1970 году. После этого дом пережил пожар, восстановление, расширение площадей, постройку террасы, сарая, бани, устройство камина.
Все делалось по эскизам Андрея Тарковского, а главным исполнительным «режиссером» была Лариса Павловна Тарковская – женщина-стихия, с неуемной энергией, врожденным дизайнерским талантом и художественным вкусом. Я помню, как поразили меня букеты, сделанные ею из луговых цветов и травы. Это были произведения искусства! А на кухне ей вообще не было равных.
Андрей Арсеньевич многое делал сам: строил сарай, подводил фундамент под террасу, сооружал крыльцо для бани, тамбур при входе в дом, ставил изгородь, подолгу шлифовал старинную мебель. Любил сажать деревья, зимой рубить дрова, разжигать самовар. Он всё умел. Для него было отдыхом работать руками. Но главным занятием оставалась подготовка к будущим фильмам. Ему верилось, что дадут снимать, разрешат реализовать любимые замыслы. В деревне он писал сценарии о Ф. Достоевском, Э. Гофмане, размышлял о «Сталкере», переписываясь со Стругацкими, готовил режиссуру «Гамлета», набрасывал сюжеты для будущих картин «Ностальгия» и «Жертвоприношение».
Паузы между съемками становились всё длиннее. В общей сложности режиссер был безработным почти 17 лет. Студия выплачивала во время простоев небольшие «карманные деньги». Приходилось подрабатывать выступлениями, случайными заработками. Деревня частично подкармливала семью, и свой огород выручал. Для дома в Мясном привозили с Мосфильма списанный реквизит – огромное зеркало, старинный фонарь, ткань для штор, покрывала…
Племянник Ларисы Павловны, ныне оператор Алексей Найденов, рассказывал, как они с тетушкой пытались, не имея денег, уехать на поезде из Шилова в Москву. Лариса Павловна бегала по перрону, показывая проводницам союзное удостоверение Андрея Тарковского и выписки о его международных наградах за картину «Андрей Рублев». Одна проводница сжалилась и пустила их в вагон.
В марте 1982 года А.А. Тарковский уехал в Италию снимать фильм «Ностальгия» и не вернулся. Картины его исчезли с экранов. Имя оказалось под запретом. Официальная Россия отвернулась от режиссера. Спустя четыре года он умирает от рака легких – долго и мучительно. Этот период стал для него временем очищения многострадальной души, временем обретения мира и смирения.
Преображение
С юности Андрей Тарковский увлекался восточными учениями, духовными практиками, эзотерикой, спиритизмом, дружил с Джуной, другими медиумами. Из его фильмов, текстов, дневниковых записей видно, что он обладал обостренным чувством невидимого духовного мира, воспринимал красоту и творчество как проявление Божественного на земле, имел дар предвидения. Ему приходилось не раз ощущать на себе спасительную помощь свыше. Лариса Павловна Тарковская говорила мне, что Андрей не мог работать на съемочной площадке, если прерывалась связь с космосом. Так она выразилась – в духе эзотерической лексики. Я ее отлично понимала, увлекаясь тогда теми же модными учениями.
К христианству режиссер пришел во время работы над фильмом «Андрей Рублев». Именно тогда перед ним стали открываться богатство и глубина православия.
В дневнике появляются записи и молитвы, обращенные к Богу, отрывки из Священного Писания. Но по-прежнему дневник изобилует цитатами китайских, японских, европейских мистически настроенных мыслителей. За границей он дружит с экстрасенсами, которые находят у него экстрасенсорные способности, практикует дзен-буддистские медитации. Всё это совмещалось с любовью ко Христу, посещениями храмов, молитвами перед русскими иконами.
Андрей Тарковский предвидел, что Россия изменит свой облик и станет вновь христианской страной. Говорил об этом еще в 1982 году одному из итальянских друзей: «Страдание России – это недуг большой связанной души. Моему народу брошен вызов. Он будет мучиться, претерпевать страдания из-за легкомысленности кучки людей во время перехода тоннеля от старой к новой жизни. Христианство России освободится внезапно, как гроза; это будет одна из тех сильных гроз, которые приносят очищение. Никакая сила не остановит эту реку...»
Андрей любил молиться в православном монастыре преподобного Серафима Саровского в Пистое (Италия), где он познакомился с отцом Силуаном (Ливи), который почти каждое воскресенье служил во Флоренции. Когда после завершения работы над картиной «Жертвоприношение» А. Тарковский возвратился во Флоренцию, где у семьи появилось жилье, он был уже неизлечимо болен. В последний год жизни отец Силуан неоднократно исповедовал и причащал его. После смерти режиссера он вспоминал о нем как об истинном христианине, глубоко и тонко верующем человеке.
Время болезни стало для Андрея Тарковского временем преображения. Режиссер Норманн Моццато увидел в нем эти перемены. Он вспоминает: «Андрей говорил, что человек должен отдаваться высшему присутствию Бога, что это требует сильного страдания, но мы должны быть готовы принять такое страдание. Андрей шел по пути imitatio Christi (подражания Христу), особенно в последний период своей жизни… Я почувствовал, что именно тогда он выражал себя до конца, будто что-то в нем раскрывалось полностью». Умирая, он рисовал в дневнике Голгофу и мечтал сделать картину по Евангелию.
Сегодня каждый кадр, каждая фраза, каждое пророчество гениального режиссера изучаются, расшифровываются, обрастают большим количеством толкований. Но для приведенной ниже цитаты, думаю, комментария не требуется. Пусть она найдет место в сердце каждого из нас.
«Беда заключается в том, что современная цивилизация зашла в тупик. Нам нужно время, чтобы изменить общество духовно. Но этого времени у нас больше нет.
Процессы, которые человек уже запустил, технические рычаги, на которые он уже нажал, теперь функционируют сами по себе. Люди, политики, стали рабами системы, которую они сами создали. Людьми уже управляет компьютер. Чтобы его выключить, нужны умственные усилия, на которые у нас не хватает времени. Единственная надежда – она остается – заключается в том, что человек в тот последний момент, в который он еще сможет выключить компьютер, будет озарен свыше. Только это еще может нас спасти».
Галина Чикваркина, газета "Благовест"
Другие материалы по теме:
Семь ступеней к бессмертию: памяти А.Тарковского