Правда, порой вызывает вопрос, почему великий поэт связал свои патриотические чувства именно с некрополем — царством ушедших поколений? Неужели в настоящем родины так трудно найти вещи, достойные любви? Очевидно, Пушкина надо понимать в том смысле, что подлинный патриотизм немыслим без чувства исторической преемственности, без памяти и любви к великим делам предков.

Правота Пушкина вновь и вновь подтверждается сегодня, когда упадок патриотизма оказался тесно связан с кризисом исторического сознания. Не случайно западные интеллектуалы окрестили наше время эпохой "конца истории". Действительно, мы уже не ждем от истории событий, способных перевернуть нашу жизнь. Из реальной драмы история превращается в фарс, в постановочное «шоу», разыгрываемое по сюжетам голливудских фильмов.
Первой жертвой "конца истории" оказалось государство. Ведь любое государство обязано своим существованием той смертельной борьбе, в которой завоевано его право на жизнь в истории.

"Мы живем, под собою не чуя страны", — эти слова Мандельштама ныне приобретают особое звучание. Вследствие исторической апатии мы теряем ощущение причастности к жизни собственной страны и мира в целом, превращаясь в пассивных и равнодушных наблюдателей. Мы уже не чувствуем себя участниками великого дела, в котором всех нас объединяет страна, и ради которого, если потребуется, стоит принести в жертву не только свои частные интересы, но и саму жизнь. Конечно, не человек существует для государства, а государство для человека. Однако само звание человека не подразумевает ли духовных идеалов, которые он призван воплощать и самоотверженно отстаивать? Без этих идеалов не было бы ни культуры, ни государственности, ни самого человека в высоком понимании этого слова. Парадоксально, но право пожертвовать собой во имя своей веры, своих идеалов есть самое главное право и привилегия человека.

Именно вера и отечество всегда служили олицетворением высших ценностей и упований человека. Всецело поглощенные интересами повседневности, мы все чаще забываем о том, к чему обязывает высокое человеческое призвание. К тому же, не утихают голоса, внушающие, что "патриотизм — прибежище негодяев", что современный прогрессивный человек должен быть космополитом. Однако, как истинное знание не противоречит вере, так и подлинный космополитизм не исключает патриотизма, ибо кто не осознал себя гражданином своей страны, не сможет стать и полноправным гражданином мира.

Поэтому не стоит питать иллюзий по поводу противников патриотизма, прикрывающихся "фиговым листком" космополитизма, особенно — в его обывательских формах. "Родина там, где нам хорошо" — вот девиз таких "космополитов", готовых продать все на свете в погоне за комфортной жизнью. Предел мечтаний такого "космополита" — чтобы вожделенный заграничный "порядок" установился прямо у него в стране, причем любой ценой. Так, лакей Смердяков из романа Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" сожалеет об исходе Отечественной войны 1812 г.: «и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».

Однако и бескорыстный "интеллигентский" космополитизм тоже не всегда ведет к истине.

"Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья,
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!"

Эти безумные строки написал Владимир Печерин — русский дворянин, современник Пушкина и Лермонтова, 30-ти лет от роду навсегда покинувший Россию и окончивший дни католическим монахом в далекой Ирландии. Судьба этого неприкаянного человека, пережившего крушение романтических надежд, ярко свидетельствует, что и патриотизм, и космополитизм в своих истоках — явления глубоко религиозные, тесно связанные с верой или неверием в духовную миссию своей родины. Интересно признание того же Печерина, сделанное спустя десятилетия: "От России я никак отделаться не могу. Я принадлежу ей самой сущностью моего бытия, я принадлежу ей моим человеческим значением".

Но и ошибочное понимание патриотизма может принести не меньший вред. Иные "патриоты" любят не настоящую, а воображаемую Россию. Они видят путь к процветанию России в слепом копировании чужих примеров. К чему приводит бездумное низкопоклонство перед модными идеями, показывает чудовищный эксперимент над Россией в ХХ веке.

Подлинный патриотизм всегда основан на глубоком знании жизни родной страны, на сыновней любви к ее истории и культуре. Открытый к восприятию передовых достижений других стран, он должен владеть искусством диалога между родным и вселенским, согласуя эти начала в гармоничное единство. Без понимания этого не обрести национальной идеи, а значит и той формулы государственного и общественного устройства, что будет отвечать характеру и традициям народа, его нуждам и духовным устремлениям.