Они с Юлей поссорились ещё позавчера. Она просила его починить шкафчик на кухне, у него не оказалось нужных саморезов, пообещал купить их после работы и забыл. Спешил домой, набрал детям сладкого по дороге, жене – морепродукты, она когда-то давно просила его вместо сладкого покупать ей что-нибудь солёное или полезное.

И тут она с этим шкафчиком. «Опять забыл?» Тон был презрительный, впрочем, почти как всегда, но он почему-то среагировал на него бурно. «Забыл, да. Я полночи не спал!» – сказал зачем-то. Хотелось, чтобы его пожалели, сменили тон, в общем, решил, что в этой ситуации он жертва. Жена не поддержала, равнодушно окинула взглядом вываленные на стол морепродукты, взяла свою чашку и ушла в комнату.

На кухню зашла дочь. Посмотрела на сладости. Хмыкнула.

– Тебе что, нельзя? – Илья вдруг вспомнил, что дочь говорила про диету.

– Нууу… О, от этого не откажусь, – она схватила жевательные конфеты, чмокнула его в щёку и убежала.

Сын, наверное, ещё не вернулся с футбола. Илья грустно посмотрел на пустые стулья. А когда-то, когда он возвращался с работы, его встречали их шумные, весёлые дети. И жена, она была совсем другая, хоть и уставшая за день, но она его ждала. Ждала, когда он примет у нее эстафету, возьмёт маленького смешного Даньку на руки, тот будет показывать на всё подряд, а Илья ему озвучивать.

– По-су-до-мой-ка! – Даньке почему-то это слово покажется смешным, и он заливисто, откидывая голову назад, засмеётся. Илья, жена и маленькая ещё Даша тоже засмеются, заражаясь Данькиной радостью…

Сейчас дети выросли, дочь после школы всё время сидит в своей комнате, то занимается с репетитором, то учит уроки, к нему за целый вечер может ни разу и не выйти. Сын весь в футболе: тренировки, игры, поездки. Илья уже забыл, когда последний раз они все вместе куда-то выезжали.

Он хотел и как-то даже обсудил с женой, что можно на выходных съездить или в Ростов, или в Переславль – кто-то недавно туда ездил и выставлял фотографии, да и не были они никогда в этих городах. Но Данька не смог, а у дочери единственный выходной в субботу, и она в этот день собиралась купить что-то из обуви.

Он вдруг вспомнил, как они испугались третьей беременности жены. Только-только Даньку спустили с рук, и тот даже пошёл в садик, правда, болел всё время, но жена уже планировала выйти на работу. Начала с энтузиазмом худеть, записалась на фитнес и представляла себе сладкую жизнь вне дня сурка дома: вечной готовки, уборки и обсуждения свекровей на детской площадке. И вдруг её начало мутить по вечерам. Сначала она всё списывала на какой-то вирус, а потом внезапная догадка заставила её бежать, чтобы успеть до закрытия, в ближайшую аптеку за тестом. Она вышла из туалета и опустилась на стул.

– Я хотела работать! – Юля рыдала, закрыв лицо руками.

– Ну поработаешь попозже, – Илья пытался переварить новые обстоятельства.

– Когда попозже? Через четыре года? Мне 35 будет! – Юля кричала.

– Ну и что?

– Да кто меня уже возьмёт? Я за второй-то декрет краснела.

Не сказать, что Юля была ценным специалистом, место за ней, правда, пока держали на её фирме, но все понимали, что третий декрет – это перебор. Надо или увольняться, или…

– Юль, ну поговоришь с начальником, скажешь, так, мол, и так. Хочу родить.

Юля вдруг закончила плакать, подняла к нему мокрое злое лицо и сказала, разделяя каждое слово: «Я. Не. Хочу. Рожать».

То, что было потом, он смутно помнит. Больница, он везет её в гнетущей тишине, ему не хочется говорить. А что сказать? Спросить, как она себя чувствует? После того, что они сделали, какое это имеет значение. Он со злостью посмотрел на неё. «Нет, это я виноват. Я должен был настоять».

В ночь перед операцией он испугался. В детстве учительница русского языка и литературы показывала им на уроке фильм «Безмолвный крик» про аборт. Во время аборта женщине ввели в матку камеру и показали, как ведёт себя плод, когда его убивают. Он забивается в самый дальний конец, закрывается от инструментов маленькими ручками, защищая себя, его рот раскрывается в безмолвном крике – просьбе о пощаде...

Тогда он решил, что никогда не позволит убить своего ребёнка. Решил. Сейчас бы проснуться и понять, что это страшный сон. Но нет, отговорить жену он так и не смог, и страшный ком из злости, обиды, вины и ещё Бог знает чего с тех пор носил за собой.

Пошла череда наполненных какой-то пустотой годов. Работать, чтобы купить мебель, чтобы съездить отдохнуть, чтобы оплатить детям репетиторов, чтобы помочь родителям отремонтировать дачу, чтобы поменять машину. Несмотря на то, что оба работали, денег всегда не хватало, потому что всё время нужно было чего-то хотеть. Куда-то стремиться. Он потерял смысл жизни. Жить ради этого? Зачем?

Попробовал заняться чем-то новым: съездил с коллегами на Красную поляну покататься на горных лыжах, пошёл в тренажёрный зал, но было во всём этом что-то пустое, как будто бы лишнее.

А сейчас опять эти нелепые новогодние каникулы. Целых десять дней. Дочка умотает к подруге на дачу, сын будет торчать в компьютере, всё, как всегда. Илья, наконец, собрался с духом и вышел из машины. Зашёл в подъезд, забрался на свой третий этаж, открыл дверь. Жена сидела на стуле, из их коридора как раз просматривалась эта часть кухни. Он увидел её ссутулившуюся фигуру – что-то необычное было в её позе. Она как будто не знала, что ей делать.

– Ты чего?

– А? – Юля встрепенулась. – Ничего.

Потом, помолчав, добавила:

– Я беременна.

Илья приподнял бровь. Точно. Они давно уже перестали предохраняться, после того аборта Юле поставили бесплодие. А сейчас на него обрушилась сцена из прошлого. Это наш шанс – промелькнуло в мозгу. Он посмотрел на неё. Жена молчала. Наконец она сказала:

– Я всё поняла. Мы были наказаны. Столько лет... Я думала, что всё будет хорошо, будем растить детей, работать, но тот ребёнок… он… – она набралась смелости, – мы убили его ради всего этого… – Юля обвела рукой кухню и снова зарыдала. Но на этот раз слёзы не были злыми, они были горькими и в то же время такими, что Илья почувствовал, что стена льда, стоявшая между ними столько лет, вдруг дала трещину.

Виктория Леднёва