У доникейских (то есть живших до I Вселенского собора, произошедшего в Никее в 325 году) апологетов было четыре основных адресата: римская власть, языческая интеллектуальная элита, иудеи не принявшие Христа как Мессиию и простой народ.
«Всякая власть… от Бога» (Рим.13:1)
К римской власти апологеты обращались, испрашивая защиты от несправедливых гонений. До Миланского эдикта 313 года христианство было вне закона. Сами по себе гонения со стороны властей были парадоксальны, ведь христиане считали грехом неисполнение государственных повинностей и законов, молились за императора-язычника. Но в то же время они отказывались поклоняться языческим богам даже номинально-символически.
В римской империи был религиозный плюрализм, допускалась вера в разных богов, но один из культов был общеобязательным – культ гения императора. Императорская власть обожествлялась, участие в этом культе было чем-то вроде присяги. Перед статуей или портретом монарха требовалось принести жертву, бросить ладан на угли или, как минимум, поклясться «гением императора».
Но древние христиане, в отличие от некоторых нынешних, не брезгующих почитывать гороскопы и вешающих на стену рядом с иконами календарь с азиатским «животным года», упорствовали и отказывались клясться даже номинально. Чтобы сохранить верность Христу, они готовы были терпеть пытки и саму смерть.
Чиновники не понимали этого. Они в этом видели сепаратизм и фанатизм. Уже задолго до той эпохи почти никто из образованных язычников серьёзно не относился ко всем этим жертвоприношениям и религиозным мистериям. Фалес, Анаксимандр, Гераклит, Протагор, Демокрит, Эпикур и многие другие если и не были атеистами в современном понимании этого слова, то, по крайней мере, на культовую часть языческой религии с её кровавыми жертвоприношениями смотрели как на что-то примитивное, необходимое лишь малограмотным плебеям.
Поэтому упорство христиан, их боязнь предать Христа, даже притворно бросив горсть ладана на жертвенник, были совершенно непонятны властям. Они видели в этом некий подвох и нелояльность.
Со своей стороны, древние христиане относились к властям весьма почтительно. Апостол Павел много об этом говорит в своих посланиях. Причиной такого почтения было вовсе не обожествление госвласти или желание стать идеологической кастой, помогавшей высшим сословиям держать народные массы в подчинении (по Марксу-Ленину), а совершенно простой вывод: власть и закон, пусть даже и несовершенные, – значительно лучше анархии и жизни по примитивным родоплеменным «понятиям». В этом смысле мы, современные православные, как и древние христиане, – государственники.
Римляне разработали и реально использовали систему права, которая до сих пор является эталоном справедливости и порядка. Эту систему до сих пор изучают на юридических факультетах всего мира. А образ римского чиновника (вспомним хотя бы Понтия Пилата из четвероевангелия) – это чаще всего пример стремления к соблюдению закона и рассудительности. Поэтому секрет истолкования слов апостола Павла про то, что «всякая власть от Бога», прост: лучше подчиняться императору язычнику и даже молиться за него, чем ходить в шкурах и жить по примитивному праву «сильного».
К тому же, огромная и единая Римская империя, охватывавшая тогда практически всё Средиземноморье, с её общей культурой, языком (греческим) и дорогами рассматривалась учениками святых апостолов как инструмент для распространения христианства.
Аргументы Иустина Философа
Самый видный из апологетов – святой Иустин Философ – в своей первой апологии, написанной около 150 года и адресованной «императору Антонину Пию, сенату и римскому народу» указывает власти на несправедливость гонений и просит императора взять дело суда в свои руки и не судить предвзято. Само звание христианина он ассоциирует с понятием философа и говорит, что не следует человека преследовать за то, что он является приверженцем некоего учения, о котором ходит столько нелепых слухов и явной клеветы.
Например, христиан называют безбожниками, но на самом деле они, отвергая обожествлённые человеческие страсти и силы природы, поклоняются Единому Богу – Творцу всего существующего. Более того, христиане настолько проникнуты благоговением перед своим Богом, что они не способны на обман, в том числе по отношению к самой государственной власти, пусть она и гонит их. Здесь же апологет рассказывает о том, как проходит богослужение христиан. Это было закрытой информацией, так как на службы допускались только крещёные члены общины, что и порождало массу слухов о каннибализме и прочих чудовищных грехах, которые якобы происходят на этих тайных собраниях.
В конце первой апологии помещён рескрипт императора Адриана, из которого следует некоторое смягчение позиции по отношению к христианам. Правитель приказывает судить христиан строго по закону и не превращать суд в расправу.
Удивительно, но это факт – христианство, при всём своём аскетизме и противостоянии ему колоссальной и слаженной государственной машины, распространяется довольно быстро во все уголки империи. Уже в начале III века знаменитый африканский богослов Тертуллиан пишет о распространении христианства в языческой империи: «Мы существуем только со вчерашнего дня и, однако, мы наполнили всё ваше: города, острова, крепости, муниципии, лагеря, трибы, курии, дворец, сенат, форум. Мы не оставили вам ничего, кроме ваших храмов…»
Иустин Философ
Кровь мучеников – семя христианства
Конечно, это не оставляет равнодушной интеллектуальную элиту империи – языческую интеллигенцию. В христианстве её раздражает многое: его надкосмичность, то есть претензия на единственно верное понимание Бога и Его откровения. Идея воплощения Бога на земле и воскресения из мёртвых, ведь с точки зрения платонизма материальный мир с его несовершенством – это жалкая тень мира божественных идей и приходить сюда добровольно – это всё равно, что захотеть вернуться жить на помойку или пожелать стать опарышем в гниющем трупе.
Также язычникам, как и иудеям, была совершенно непонятна тема креста. Они задавали справедливый вопрос: какой же Он Бог-Вседержитель и Мессия, если позволил с собой такое сотворить? И почему Он не защищает Своих последователей, когда их пытают и казнят за верность Ему? Раздражало также евангельское учение о том, что главным условием богопознания является смирение и чистота сердечная. И что какой-нибудь простец, пастух или рыбак, может быть ближе к Богу и Истине (в христианстве эти понятия тождественны), чем убелённый сединами философ с его блестящим умом и эрудицией.
В то же время многое в новой вере языческих мудрецов привлекало. Они видели, что христианство привнесло в мир много уникальных и немыслимых прежде идей. Например, о том, что человек – это не игрушка богов и жалкая космическая плесень, а любимое и усыновлённое высшее творение Вседержителя, пусть и искалеченное грехом.
В дохристианской античности вообще не было понимания абсолютной бесценности каждой человеческой личности. Человек рассматривался как часть социума, которая играет в нём свою роль (этимологически слово «личность» — personality — происходит от латинского personа, что переводится как «маска»). Как винтик в общественном организме, который можно без рассуждения удалить и выкинуть.
Так, например, поступили с Сократом, которого приговорили к казни просто за то, что он «не вписался» в эту систему. Так могли поступить с новорождённым ребёнком, который до возможности вкушать твёрдую пищу не считался человеком. Нередко бедняки и даже средний класс могли выкинуть новорожденную девочку на помойку просто потому, что её содержание и воспитание было экономически нецелесообразным. Такой вот античный «аборт».
Христианство утверждало невозможную по тем временам вещь, что ближнему, попавшему в беду, нужно помочь. Причём «ближний» – это вовсе не только член твоего клана и народа, но всякий человек, независимо от мировоззрения и национальности, нуждающийся в данный момент в помощи. Что нельзя отвечать злом на зло, а Бога можно называть Отцом и рассчитывать на прощение даже серьёзных грехов.
Что близость возможна только между мужчиной и женщиной в рамках брака. Античность была просто переполнена всякого рода разврата и распутства. Один из античных авторов, Светоний Транквилл, в своей книге «Жизнь двенадцати цезарей» с некоторым удивлением говорит об императоре Клавдии, что «к женщинам страсть он питал безмерную», а к мужчинам и детям «зато вовсе был равнодушен».
Вообще, язычество того периода как религиозное мировоззрение находилось в глубочайшем кризисе. Представления о богах с их гнусной теогонией (происхождением) и мерзейшими взаимоотношениями (которые открываются, если читать античные источники в полном варианте, а не в относительно стерильных пересказах для школьников) не удовлетворяли пытливые умы того времени. Антропология тоже не отвечала практически ни на один из вопросов, волновавших мыслителей, и полагала человека игрушкой богов, а его жизнь – дурной бесконечностью бессмысленных совпадений и капризов высших сил.
При этом христиане, несмотря на тщательную верность Христу, видели мир не чёрно-белым. Они с уважением относились ко всем достижениям, которые произрастило человечество вне их общины, и с радостью пользовались лучшими достижениями в науке, культуре и философии. Святой Иустин Философ говорил, что всего лучшего, чего добилось человечество, оно добилось при помощи Бога, Который вместе с совестью действует в душе каждого человека, искренне стремящегося к совершенству. Поэтому всеми этими наработками можно спокойно пользоваться, не боясь согрешить. «Всё, что есть хорошего у язычников, … принадлежит нам, христианам» – примерно так говорил Иустин.
Кстати, этот святой, как и некоторые другие апологеты, не просто оправдывал дохристианское античное наследие, но даже считал Сократа, например, чем-то вроде ветхозаветного праведника.
Показательна судьба самого Иустина. Блестящий профессор философии, он искал истину в разных учениях. Был стоиком, перипатетиком, пифагорейцем и платоником. Наконец он на берегу моря встретил старца (судя по всему, это был Поликарп Смирнский – ученик апостола Иоанна Богослова), который ясными и простыми словами рассказал ему об Истине. Кроме того, для Иустина одним из решающих аргументов было то мужество и решимость, с какими христиане шли на смерть. Было очевидно, что человек может столь мужественно расстаться с жизнью, только если на опыте понял, что есть нечто ценнее благополучного земного существования. По этому поводу Тертуллиан сказал: «кровь мучеников – это семя христианства».
«Покажи мне твоего человека и я покажу тебе моего Бога».
Так говорит другой апологет – Феофил Антиохийский – своему другу-язычнику Автолику. И здесь речь идёт не только о чистоте души, но развивается известный античный мотив о познании самого себя. Христианское учение о человеке увлекало очень многих своим целостным и органичным описанием проблемы бытия, в котором каждый узнавал самого себя со своими недостатками и положительными сторонами.
Искренние и пытливые язычники, удосуживавшиеся тщательно изучить критикуемое ими христианство, очень часто оказывались в его власти. Поскольку в нём они находили весьма чёткое описание тех истин, которые интуитивно чувствовали и искали всю свою жизнь. «Душа по природе христианка» – сказал по этому поводу Тертуллиан.
«Мы проповедуем Христа распятого – иудеям соблазн, эллинам безумие» (1 Кор. 1:22)
Сам евангельский образ Христа был абсолютно не похож на всех обожествлённых героев, которых до этого знало человечество. Этот образ настолько уникален и неповторим, что любому искреннему искателю истины становилось понятно – выдумать такое просто невозможно.
Между тем, иудеи, через которых Мессия пришёл в человеческий мир и которые имели столько подробных пророчеств об этом пришествии, не признали Его. Их понимание личности Мессии было и остаётся чисто прагматичным. Они ждут земного царя, величайшего полководца, политического лидера и гениального экономиста, который возвысит еврейский народ, угнетённый другими народами.
К тем же, кто принял Мессию, иудеи испытывали ревность и откровенную неприязнь, считая христианство насмешкой над своей религией и чаяниями. Поэтому серьёзных дискуссий между нами почти не было и нет. За исключением «Диалога с Трифоном Иудеем» Иустина Философа, где апологет приводит древние ветхозаветные пророчества и их исполнение в Новом Завете, таких дискуссий почти не бывает.
В эпоху апологетов начинает формироваться христианское богословие как целостная система. Именно отвечая на вопросы внешних оппонентов, святые отцы становились выразителями того учения, которое в Священном Писании отражено порой монументально, без мелких черт и подробностей.
Священник Димитрий Фетисов