Сейчас я понимаю, что у меня было очень необычное детство. Помните, как у Марины Цветаевой: «Ты дал мне детство — лучше сказки». Необычным оно кажется теперь, когда прошло уже много-много лет.

Папа рано умер. Он тоже был сын священника, «враг народа». Нам с братом – мы близнецы – было тогда всего 10 месяцев, и нас воспитывала мамина сестра Мария Евгеньевна Климентовская, инокиня Фива. С 1940-х годов она была главным бухгалтером Рязанской епархии. Дедушку, протоиерея Евгения Климентовского, она похоронила в Казахстане после многочисленных ссылок, а затем вернулась в Рязань. И вот всё мое детство, как мы потом смеялись с братом, прошло на улице Фрунзе, 28 — там располагалось епархиальное управление. Сейчас каждый вечер я поминаю всех наших архиереев – это и архиепископ Палладий (Каминский) – тетя звала его «Палладюшка»; владыка Филарет (Лебедев); архиепископ Николай (Чуфаровский) – это вообще очень близкий человек для нашей семьи; владыка Борис (Скворцов), митрополит Симон (Новиков)… 

Как-то так получилось, что ближе всех наша семья была к владыке Николаю (Чуфаровскому). Владыка Палладий и владыка Филарет были тоже очень хорошими, но они жили здесь недолго – по 2-3 года, а вот владыка Николай (он возглавлял Рязанскую епархию с 1951 по 1963 год) был нам очень близок. Многие, скажем так, знаковые годы прошли при нем.

У моей мамы, Александры Евгеньевны, была книжка-помянник, в которой были записаны имена тех, о ком она молилась. Эта книжка была огромной толщины! Однажды, сидя у нее дома, я открыла этот помянник, и мне попалось на глаза имя «Модест». Я сначала не поняла, а потом вспомнила, что однажды спросила у нее: «Мам, а ты всех поминаешь?». И она ответила: «Да, всех наших и всех, за кого некому помолиться».

И рассказала мне, как однажды сказала владыке Николаю (Чуфаровскому): «Владыка, я поминаю Лемешева, Собинова, Мусоргского…», – кого она любила из поэтов, музыкантов. И владыка ей на это ответил: «Шурочка, Вы настоящий поклонник таланта. Этим людям уже ничего не надо – ни денег, ни должностей, ни почестей. Им нужно только одно: чтобы за них молились, потому что у каждого такой за спиной груз…». И я это с детства запомнила. И с подачи мамы и владыки Николая начала молиться за врачей, которые мне когда-то помогали, за пациентов…

Архиепископ Николай Чуфаровский

Еще мама рассказывала, как однажды спросила у владыки Николая: «Владыка, я хожу всё время в храм, а я же преподаватель в мединституте, всё это на виду, город не очень большой, все друг друга знают… Я сама не боюсь, но вдруг кому-то придется из-за этого плохо?». А он ей интересно так ответил: «Шурочка, а вы не бойтесь. Ангел вас крылами закроет – и никто не увидит». И правда: знали, что мама верующая, знали, что ходит в храм, но всегда к ней было прекрасное отношение…

А потом появился владыка Симон (Новиков). Он очень интересно появился в Рязани – отчасти, может быть, благодаря моей тете Марии Евгеньевне Климентовской.

Тётя с детства дружила с Боречкой Ротовым (в будущем – митрополит Никодим), с Колей Македоновым (будущий архимандрит Авель, мама потом его ласково называла «Авелёк»). Они, мама и две мои тети вместе бегали в Скорбященский храм, вместе росли – девочки Климентовские были чуть постарше. Потом мама с сестрой владыки Никодима Лёлей училась в Москве в медицинском, и так они всю жизнь и дружили.

Однажды мне попалась статья, в которой говорилось, что якобы у владыки Никодима был очень жесткий суровый отец. Имя Георгия Ивановича Ротова я помнила рядом с именем владыки Николая (Чуфаровского). Мама о нем говорила «Лёлин и Боречкин Георгий Иванович». Это было время, когда папа владыки Никодима занимал должность в облисполкоме, занимался землеустройством. И скольким людям они тогда помогли! Ведь он, будучи на таком месте, помогал ссыльным священникам, репрессированным. Люди, которые здесь в то время не должны были быть – они здесь жили, работали и даже жилье получали… И я рассказала о той странной статье маме — было так обидно, ведь я помню ее рассказы о том, какие чудесные родители были у владыки Никодима: и Георгий Иванович, и мама Елизавета Михайловна… А сестра владыки, Лёля, назвала сына в честь своего отца!

Митрополит Никодим (Ротов)

И вот моя тетя Мария Евгеньевна очень много рассказывала Боречке – владыке Никодиму – про владыку Иувеналия (Масловского), при котором прошло их детство. И часто он ей говорил: «Я постараюсь прислать в Рязань архиерея, похожего на владыку Иувеналия, чтобы его любили рязанцы». А ведь владыка Симон изначально не собирался к нам в Рязань – он собирался ехать в Германию. Но в итоге владыка Никодим поспособствовал тому, чтобы владыку Симона направили в Рязань, и так он у нас тут на 30 лет появился…

Я может быть сейчас очень лихо скажу, но он фактически был как член нашей семьи. Архиереи – это монахи, молитвенники. А на маминой сестре инокине Фиве (в миру Марии Евгеньевне Климентовской) лежало всё хозяйство. И вот я помню этот домик на Фрунзе. Мы прибегали туда, владыка очень радовался всегда – «Саша с Машей пришли!».

Как-то прибежал мой брат Саша с криком: «Мама, там мальчишки во дворе собаку мучают!». Ну и конечно, мы ее спасли и забрали. А собака огромная, куда ее девать? Конечно, к Деде, в домик на Фрунзе. Деда – так мы звали владыку Симона... «Мам, Деда звонит», — это значит, звонит владыка Симон… Я потом спрашивала у мамы: «Вы так шифровались?» А она ответила: «Ну, не без того». Такое время было…

Дружок — так назвали собаку — потом всегда встречал нас на Фрунзе, выходил из глубины сада вместе с владыкой, как сейчас вижу…

На Пасху мы всегда, если можно так сказать, «обижались» на владыку Симона. В 70-е годы одна очень близкая мамина знакомая прислала из Германии разноцветные красители для яиц. А мама их разводила очень аккуратно, и у нее они хранились буквально годами. Где в то время можно было увидеть желтые, синие, зеленые яйца? Красили все тогда луковой шелухой. Ну а мама всем красила вот этими красителями.

Митрополит Симон (Новиков)

И вот Страстная Седмица. У мамы работа, заботы, хозяйство… А в Великий четверг появляется иподиакон владыки Симона или его шофер Николай Арефьевич — и приносит коробки с яйцами. И этих яиц буквально сотни! Владыка ведь знает, что Александра Евгеньевна красит разноцветные яйца. И вот на кухне громоздятся эти коробки – а кухня у нас маленькая, в обычной хрущевке. И начинается «мартен»: открывается форточка, варка, покраска, вот это всё… В итоге почти каждую Пасху у мамы была пневмония, потому что красили сотни яиц, жарко, открывали форточку, и мама простужалась. И я говорила: «Мама, я пойду к владыке, ну нельзя же так!». А она мне отвечала: «Машулька, не надо, я тебя прошу…». Конечно, вернуть бы сейчас это всё – я сама бы красила тонну…

И вот так мы росли. Когда были какие-то вопросы, то мама всегда говорила: «Давай съездим к отцу Авелю». Или в Летово к моему крестному – архиепископу Глебу (Смирнову). И вот мы приезжали, и владыка мне говорил: «Маня, почему ты так плохо ешь?» — при этом сам владыка Глеб был такой большой, а «плохо ешь» — это когда пироги были размером с мою детскую голову.

Потом, когда я стала старше и вопросы стали возникать серьезнее, то мама говорила: «Посоветуйся с отцом Иоанном (Крестьянкиным)». Он постоянно нашу семью сопровождал с того момента, как оказался в Рязани. Мама называла его «батя» — она так ласково всех священников называла, и это слово как-то у нас в семье прижилось. И все важные решения в жизни я принимала с его благословения. Он вообще всё знал… Он знал, что у меня родится дочка уже тогда, когда я еще даже не планировала выходить замуж.

Архиепископ Глеб (Смирнов)

Когда я училась в онкологии, я писала отцу Иоанну очередное письмо с какими-то своими вопросами. А старшая сестра этого отделения мне рассказала, что у нее пропал брат: «Мы не знаем, что с ним. Он просто уехал – и исчез». Её мама убивалась так, что они не могли её успокоить.

Я предложила спросить у отца Иоанна – одним вопросом больше, одним меньше… И он мне ответил на письмо, а внизу – приписка: «О Юрии пусть молятся как о без вести сущем». Это значит, что он жив!

А спустя 24 года мы встретились с этой женщиной на похоронах общего знакомого. Мне все эти годы хотелось ее спросить о судьбе брата. И она рассказала, что он, оказывается, попал в тюрьму и сидел долго – не знаю точно, сколько. А потом вернулся: их мама была еще жива и он за ней до самой смерти ухаживал…

И вот все эти люди были со мной в детстве, в молодости… А потом в 2006 году они один за одним ушли: сначала отец Иоанн, потом отец Авель и владыка Симон…

Мария Добромыслова

Записала Светлана Конькова