Но задумаемся: ведь падать-то можно только с высоты! Значит, у каждого есть опыт Высоты, именно той Высоты, Которая открывается в Благодарении Литургии; высоты, на которой с человеком разговаривает Бог "лицом к лицу". У Апостолов на горе Преображения вырвалось: «Господи! – воскликнули они – хорошо нам здесь быть!». И я, входя в храм, причащаясь, как часто говорю: «Господи! Как хорошо!». Я благодарен Богу за этот опыт. Казалось, что может случиться со мной, когда Бог «славою и честию венчал" меня, когда Он поставил меня «над делами рук Своих»?

А я впадаю в грех, соблазняюсь, поддаюсь искушению. «Человек, - как говорят, - слаб и грешен: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься». И, тем самым, под грех – то есть, отпадение человека не только от Бога, но и от своей собственной подлинной природы чада Божия - тем самым, под грех подводится некое «законное основание». Грех перестаёт быть катастрофой. Происходит передёргивание понятий. Включённый в «объективную» причинно-следственную связь, грех оказывается «узаконенным» нормальным состоянием человека. И тогда уже не грех, а победа над ним воспринимается как нечто экстраординарное. Тогда лично я уже не падаю, а пытаюсь вечно подниматься из грязной лужи, в которой барахтаюсь. Не вершина богопознания, а грязь - моё "естественное" состояние.

Христиане часто, слишком часто приходят на Литургию помолиться, а не причаститься. Почему? Да потому, что считают себя "недостойными". А чаще - просто ленятся вычитывать каноны и поститься. Сидеть-то в луже проще, чем карабкаться вверх!

Почему произошло подобное перещёлкивание в головах верующих? Почему для меня, христианина сегодняшнего дня, нормально состояние "не-литургии" - греха, а первые христиане называли себя «праведниками» и «святыми»?

Мне кажется, что ответ кроется в том, что для них – первых христиан – Благодарение, Литургия, как опыт Богообщения, причастия Божеству, жизни с сердцами «горé» были краеугольным камнем Бытия. Литургия была не службой в храме, а самой жизнью. А жизнь – Литургией. Быть со Христом было не теоретическим принятием Его учения или морали. Быть христианином – значило принимать Его Плоть и Кровь, входить через Него ко Отцу, дышать Святым Духом, жить, твердо зная на практике, что «Христос посреди нас». Тогда грех невозможен.

Да, возможны падения. Но основное место пребывания человека – на горних Высотах благодарения, а не в грязном болоте греха.

Но я, и многие из окружающих – увы! – потеряли смысл того, зачем приходим на Божественную Литургию. Я стою, умиляюсь, даже молюсь. Но Христа, Его Плоть и Кровь не принимаю. Я смотрю из болота на сверкающие вершины. Я, словно больной, который говорит: «Доктор! Я согласен с Вашими доводами; да, я – болен, но лекарство Ваше принимать я не буду». А Лекарство – вот Оно: Сам Господь. Он говорит мне, и тебе, каждому из пришедших в храм: "Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененые, и Я успокою вас".

Что же я отвечу? - "Господи, подожди, я ещё посижу в своей луже"?

Или: "Прииди, и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны"? Что бы перешагнуть в Исповеди через труп греха и, "оставив мертвым погребать своя мертвецы" идти после Причастия дальше - ввысь, в ширь и полноту возрастания в добродетели и Радости Христовой?

Александр Ильинский