Мне девять лет. На дворе 1984 год. В школе долго и нудно рассказывают, что Бога нет. По телевизору - тоже. Только интереснее - в передаче «Очевидное-Невероятное». Например, иконы. Просто украшение стен, как гжелевские тарелки или акварельки с Арбата.

«Церкви - царский пережиток, - периодически шипела школьный завуч, - опиум для народа! Рассадник мракобесия!» Далее шли прямые запреты на ношение нательного крестика и, особенно, посещения храма. «Увижу там кого!» - строго выговаривала завуч, - «выгоню из школы». Мне по сию пору интересно: как часто ей приходилось туда заходить? Так сказать, по линии идеологической?

Храм Пимена Великого за станцией метро Новослободская высился заснеженным средневековым замком. От коммуналки, где мы обретались, по еще засаженной облезлыми «сталинскими» липами Каляевской улице, всего пять минут, дворами три. С магистрали «рассадник мракобесия» стыдливо прикрыли кирпичным брежневским новостроем. Ровно настолько - чтобы куполов с улицы не было видно. Около церкви в морозном декабре с веселыми звонками бегут трамваи. Пахнет по особому: свежим снегом и отчего-то дымком, словно от самовара. Сугробы по обочинам - почти в рост ребенка.

Возле храма нищие. Это особые люди, которым обязательно надо дать копеечку. Они небрежно одеты и от них часто плохо пахнет. У некоторых - иконы на бумажных веревках на груди. Много цыганок и цыганят. Все тянут руки.

Для нищей братии моя мама отдельно выделила мне несколько пятаков и десятикопеечных монет - целое богатство в то время, когда бублик стоил 4 копейки!

- От тюрьмы и сумы не зарекайся, - строго сказала она, - сегодня они там, завтра мы. Отдай все!»

Я всегда боялся этого места. Почему-то «к Пимену» мы всегда ходили не на службы, а между ними. Один раз случился казус: пришли в неурочное время. От самого крыльца вглубь я увидел волну света и море голов. Пахнуло чем-то очень майски-свежим, донеслось совершенно ангельское пение. Такого я даже в Консерватории не слышал, куда мама приводила регулярно. Еще бы! Регентом там был какой-то Народный артист РСФСР, а служил часто - сам патриарх Пимен.

В остальное время в храме было темно и тихо. Даже трамвайные звонки сюда не долетали.

Строгие бабушки у подсвечников пошикивали: «Спиной к алтарю нельзя! Что вертишься как юла?». А как не вертеться, если на стенах картины, словно в Третьяковской галерее? Вот дядя по колено в воде, или другие дяди - с языками пламени над головой. Газ что ли там у них сзади подведен по трубам? На даче именно так газ в камфорках и горит: рыжими всполохами, похожими на бутоны тюльпанов.

Вот и сегодня. В храме пахло не майской свежестью, а жаренной картошкой. Темно.

Набравшись мужества и купив у сурового старика в черном халате за прилавком свечей на полтину, я направился к большой иконе "Нечаянная Радость". Она была «чтимой» - особо почитаемой москвичами, и я знал ее по предыдущим посещениям храма. Очень светлая икона, только много букв на ней на непонятном языке. Кое-как затеплил свечи. И даже воткнул их в положенное место.

«А перекреститься?» - надтреснутый старушечий голос заставил подпрыгнуть от неожиданности. Я поспешно обмахнулся слева-направо, чем вызвал за спиной тяжкий вздох. Но бабушка в белом платочке, видимо, не была злым человеком.

- Ну, ты хоть приложись к Матушке Богородице, внучек!

- Приложиться, это как? - осмелел я.

- Подойди к иконе и поцелуй ее снизу.

Это было сказано так ласково, что пришлось исполнять. Поднявшись к иконе на небольшой помост, я выбрал место, зажмурился и попытался поцеловать. Прохладное стекло встретило губы гораздо раньше, чем я рассчитывал. По счастью оно было крепким. От испуга и неожиданности я резко выпрямился. И с размаху влетел головой в лампаду, низко висящую над образом. Лампадное масло потекло струей от затылка до лопаток.

- Ох! - только донеслось снизу, - вот шустрый-то!

Из храма я вылетел пулей. Сердце колотилось, уши горели от стыда. А теплое масло щекотало спину.

- Ходють тут всякие, - напуствовал меня старик за свечным прилавком, - а еще пионер!

Действительно, я был в школьной форме и пионерском галстуке....

Крестная долго смеялась: «Сама Богородица маслом помазала!»

А у мамы случилось-таки долгожданное. Она встретила человека - верите или нет - который стал ее вторым, после смерти папы, мужем. Но это уже совсем другая история....

Что же касается меня - прошло сорок лет, и, проходя мимо храма Пимена Великого на Новослободской, я до сих пор улыбаюсь. Богородица помазала! Сама! Нечаянная Радость!

Александр Ильинский