Николай Александрович приехал в Рязань из Нижнего Новгорода специально для росписи храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица». Как признаётся сам художник, его привлекла оригинальная идея, о которой он сам размышлял вот уже несколько лет.

- Чем Вас так воодушевила возможность расписать не самый большой храм нашего города?

- Чтобы ответить на этот вопрос, нужно немножко погрузиться в технические детали, - поясняет Николай Сметанин. - Дело в том, что сейчас, приступая к росписи храма, многие не считают нужным составлять проект и программу. В России процентов 80 церквей начинают расписывать по принципу «как пойдёт», придерживаясь привычных схем: в алтаре изображение Евхаристии, на конхе (верхняя круглая часть алтаря) – Богоматерь с Младенцем. Это традиционные схемы, весьма устоявшиеся, привычные и всем понятные. Но не единственно верные! Тут нужно понимать, что каждая местность, каждый храм, посвященный тому или иному святому, предлагают свою идею росписи. И грамотным подходом было бы учитывать всё это.

- Сейчас Вы говорите о богословской программе росписи храма, где все подчинено не столько изображению привычных образов, сколько созданию единого смыслового и зрительного пространства храма?

- Именно! – оживляется художник. - Программа росписи должна включать в себя и некую единую богословскую программу. И тогда получится, что роспись отразится на целостности самого богослужения. Потому что на роспись нужно смотреть не как на украшение, не как на декор, а как на часть богослужения. А чаще всего это как раз - декор. Храм нужно не украсить, а сделать его максимально подходящим для богослужения. Если человек зашел в храм и начал сразу головой вертеть – это значит, что идея не удалась: человек начинает с деталей. Если же он вошел, остановился и сразу на него всё подействовало, настроило на молитву, и только потом он начинает медленно поворачивать голову - идея захватила его целиком: и роспись, и «богословская программа», и происходящее священнодействие.

- И в храме в честь иконы Божией Матери «Всецарица» Вас привлекла возможность воплотить именно целостный проект с богословской программой?

-Да, и не только, - вспоминает Николай Александрович. - Так произошло, что со времени росписи самого первого своего храма я думал, почему тема Евхаристии не может охватить всю программу росписи, не алтарную часть, а весь храм? И вдруг ещё на стадии переговоров мне предлагают реализовать то, о чем я сам давно мечтал!

В храме в честь иконы Божией Матери «Всецарица» по вертикали пойдёт изображение Жертвы Бога человеку: Господь с Чашей, в подкупольном пространстве такие сюжеты, как Небесная Литургия; сошествие Святого Духа на апостолов; Богоматерь, несущая Младенца-Спасителя как Жертву. Пространство между ними – это элементы Нового Иерусалима. Заканчивается всё раем. Элементами рая мы должны насытить почти все пространство.

А по горизонтали изображена – жертва человека Богу: Введение во храм Пресвятой Богородицы; Сретение Господне, Жертвоприношение Авраама; Каин и Авель – в арках ниже. И конечно притвор у нас полностью будет изображать рай. И на западной стене у нас вместо ада – рай. Как то, что человека ожидает. Мы хотим, чтобы человек выходил с надеждой из нашего храма.

- Столь необычное изображение, наверное, потребует и непривычного цветового решения?

- Да. Здесь не будет привычных глубоких синих тонов. В колористическом ключе мы хотим отобразить смысл Божественного света, который пронизывает всё мироздание. У нас через светлый контр-ажур изображается Божественный свет. Поэтому фон будет золотисто- прозрачный. Да и написать можно по-разному – тяжело, контрастно, или сделать легче, прозрачнее, сделать акцент на алтаре – нюансов множество. И всем им обязательно нужно уделить внимание, чтобы создать хорошую фреску. Все пространство храма должно стать единым, увлечь внимание прихожан ко главному действу – самой Литургии.

- Возвращаясь к началу беседы, Вы говорили, что большая часть храмов расписывается по привычным схемам. Почему так происходит, на ваш взгляд?

- Всё дело в том, что раньше для всех настоятелей слово «реставрация» было почти магическим, - улыбается иконописец. - Все хотели реставрировать и восстанавливать храмы. То есть делать так, как было. Например, если был перед революцией барочный иконостас, значит нужно восстановить барочный иконостас. Хотя до этого – первоначально - иконостас мог быть в другом стиле. Отчего-то никто не думает о том, что храмы строились в одном стиле, а за годы своего существования могли не раз позднее переделываться и переиначиваться, теряя свою первоначальную целостность. И меня радует, что вот этот «музейный» синдром, он постепенно проходит. Уходит чистое копирование.

Раньше считалось, что в росписях должен быть «только Дионисий» - только русская икона. В 2000-х годах начали появляться росписи в византийской традиции, сербской. И сейчас постепенно начинают люди понимать, что нужен особый – творческий - процесс. Где произойдет своего рода синтез и византийской традиции, и русской, и раннехристианской. Люди сейчас не пугаются и некоторого западного влияния, и эта тенденция начинает понемногу нарастать. Потихоньку пропадают глухие преграды – стены алтаря становятся открытыми, чтобы прихожане могли видеть, как совершается Таинство Евхаристии. Отсюда начинается более активное участие в Таинстве.

Появляются запросы на необычные интересные проекты росписи храмов, а вместе с этим – запрос на творчество, а не просто ремесленное качественное репродуцирование имеющихся образцов на стены. Мы стоим у истоков, этот запрос – на творчество – пока ещё не большой, но хочется

верить, что он будет набирать оборот. Именно такой подход позволит создавать единые пространства храма, где всё будет подчинено единой идее служения Богу. Где и архитектура, и пение, и убранство, и роспись храма станут инструментами единого и гармоничного воздействия на человека, чтобы привести его внимание непосредственно к самому Таинству Евхаристии – тому, ради чего мы собственно и приходим в храм.

- Столь необычный подход к росписи требует новых техник?

- Нового в росписи храмов вообще немного, - признаётся художник. - Казалось бы, сейчас очень популярен силикат - то есть жидкое стекло. Но оказывается, его использовали ещё в Древнем Египте. Это очень крепкий материал. Сперва мы пользовались немецким силикатом. А сейчас уже стали производить неплохой отечественный. Его проще достать и он дешевле. Но мой учитель Александр Солдатов, например, до сих пор использует технику фрески по сырой штукатурке. Николо-Угрешский монастырь расписан по сырой штукатурке весь. Это очень древняя известная техника. Суть её в том, что кальций выходит из сырой штукатурки и естественным образом закрепляет изображение сам по себе. Живопись в этом случае очень крепка. Она обладает своими преимуществами: она более прозрачна, более эффектна... Как ни крути, а старые методы больше подходят именно для церковной живописи. Есть ещё один метод – аль секо – роспись полностью по сухой штукатурке. Именно его мы будем использовать в храме в Рязани.

- Веками наработанная техника – рисуй по штукатурке, и всё?

- Если бы, - смеётся иконописец-монументалист. - Трудностей здесь на каждом шагу – море. Так, проблема может быть в самой штукатурке. Например, при строительстве храмов сразу редко кто подумает (а чаще и просто не знают технологии) о том, что потом нужно будет храм расписывать. И часто покрывают стены изнутри, допустим, акрилом или водоэмульсионкой. Вроде современные покрытия, неплохие, но перед росписью всё это придётся сдирать со стен. Эти материалы совершенно не дышат, и буквально лет через десять все усилия художников сойдут на нет – краска начнет осыпаться.

Конечно, нам хочется, чтобы храм стоял в росписи долго. Поэтому я бы со своей стороны посоветовал настоятелям храмов заранее обращаться за консультацией к художникам, интересоваться технологией росписи, чтобы изначально выбирать правильные материалы, ведь любая переделка - всегда дополнительные расходы и время. И, я думаю, работа в таком содружестве даст свои плоды в виде прекрасных храмов, которые долгие годы будут служить людям и Богу.

Елена Пухова