26 июля 1941 года на молебне в московском Елоховском кафедральном соборе митрополит Московский Сергий произнес слова: «Да послужит и наступившая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной».
Никольская церковь г. Касимова была открыта в начале марта 1943 года – на первой неделе Великого поста. В это время в Касимове это была единственная действующая церковь.
Никольский храм был закрыт в 1941 году, потому что после ареста последнего священника служить там было некому. Власти потребовали от старосты храма Анастасии Авдеевны Веренны сдать ключ от церкви. Грозили арестом, расстрелом. Но она ключи властям так и не отдала. Вместе с другими членами общины ездила с салазками по дворам, выпрашивая дровец для храма. Зимой его слегка подтапливали, чтобы не испортились иконы. И вот в феврале 1943 года ее вызывают в исполком. Она решила, что настало время исполнения угроз. Поплакала, помолилась, простилась с родными – и пошла. Но там вела себя смело: «Вызывали? – Вызывали. – Зачем понадобилась? – Церковь открывать хотите? – А можно? – Можно. Ищите попа, регистрируйте у нас и служите». Она к отцу Иакову: «Нам церковь открывают, пойдете служить? – Не могу, ноги болят». Она к протоиерею Сергию Правдолюбову (ныне исповеднику).
Он только что вернулся из тюрьмы. «Я бы с радостью, да мне даже обуть нечего», – ответил батюшка.
Александра Александровна, дочь старосты, вспоминает: «Мама прибегает домой, хватает мои серые валенки. Я говорю – куда? А она: молчи, молчи, они отцу Сергию нужны». Так, в серых валенках своей дочери, Анастасия Авдеевна и повела батюшку в исполком.
В этот же день в храме был отслужен водосвятный молебен пред Казанской иконой Божией Матери, а вечером уже читали великий канон Андрея Критского, так как это был вторник первой седмицы Великого поста.
Настоятелем храма тогда был родной дядя отца Сергия протоиерей Феодор Андреевич Дмитрев, вторым священником – отец Сергий, третьим – отец Иаков. Через 9 месяцев – 19 декабря 1943 года, в день памяти святителя и чудотворца Николая, – и отец Сергий был мобилизован на трудовой фронт, а на его место (точнее, на освободившееся третье) пришел служить протоиерей Григорий Отрадин.
Народу в храм ходило очень много – в воскресные и праздничные дни храм «плакал»: по стенам текли потоки конденсата, а в воздухе стоял туман. Чтобы перекреститься, надо было с усилием поднять руку – так тесно стояли друг к другу молящиеся. Положение осложнялось затемнениями: на всех окнах висели одеяла и другие вещи, не допускавшие, чтобы хоть лучик света был виден снаружи.
В городе окна по вечерам светились вовсю – немцев от Москвы отогнали достаточно далеко. В храме же режим затемнения соблюдался со всей строгостью – ведь протоиерей Сергий только что вернулся из тюрьмы, где пробыл 6 месяцев якобы за нарушение этого режима.
«В моей памяти, – рассказывает Александра Александровна, – навсегда осталась картина пасхальной ночи 1943 года. Храм был переполнен, окна плотно зашторены, и среди службы моей сестре Софии стало плохо: она потеряла сознание. Мы вынесли ее из церкви буквально по головам. И когда вышли на площадь, увидели, что вся площадь заполнена народом. Люди держали в руках зажженные свечи и тихонько пели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Пропоют, чуть помолчат и запевают снова.
Пели тихо, но из-за множества людей тихое пение было очень мощным и производило неизгладимое впечатление».
В начале 1944 года перед Великим постом Никольский храм снова, хотя ненадолго, был закрыт. Но вскоре службы возобновились с увольнением всех прежних священников за штат. Новым настоятелем назначили иерея Михаила Игумнова. До назначения он, чтобы пропитаться, работал дворником в индустриальном техникуме. В Касимове отец Михаил служил недолго: его перевели в село – в Борки, недалеко от Ерахтура, а на его место перевели протоиерея Бориса Скворцова.
Рязанский владыка Алексий довольно скоро был куда-то переведен, а на Рязанскую кафедру был назначен владыка Димитрий (Градусов). Вскоре после вступления на кафедру он служил в Никольском храме Касимова Литургию, в которой участвовали все заштатные священники города и района. Священников было 12 человек. На приеме после службы владыка предложил направить Патриарху ходатайство об изменении титула рязанских архипастырей: вместо Рязанского и Шацкого иерарх должен был именоваться Рязанским и Касимовским. Это письмо было подписано всеми присутствующими с большим энтузиазмом.
Со временем в Касимове стали открываться и другие храмы, и постепенно всех наших заштатных батюшек определили по местам.
Приход Никольского храма во время войны участвовал в сборе средств на танковую колонну имени Дмитрия Донского и на другие военные нужды. Приближали День Победы не только молитвой и трудом.
«Помню службу 9 мая 1945 года – в День Победы, день радости и скорби, – вспоминает протоиерей Владимир Правдолюбов. – Радость непомерная: война закончилась. И скорбь великая – ведь не было семьи, где бы не оплакивали убитых на фронте. Очень трогательно окончилась служба. Обычно произносились три многолетия: иерархам, властям и воинству, всем православным. Отец Борис после Литургии произнес два многолетия, а перед третьим ему вынесли на амвон кадило, и он провозгласил вечную память «всем православным вождем и воином, на поле брани убиенным». Были общие слезы… и радость.
И только после этого прозвучало третье многолетие. Этот порядок вошел в традицию и соблюдался каждую годовщину Победы много-много лет подряд».
Елена Чернышова, газета «Благовест»