На часах пять пятьдесят. За окном нашего микроавтобуса промозглая осенняя сырость и неприятная утренняя хмарь, рваными клочьями ползущая по городу. Суббота. Сергиев Посад спит. Иногда из предрассветной серости возникает одинокая темная фигура и по аллее под громкие вопли ворон направляется к храму. В этот час аллея пуста и безмолвна, если не считать кружащих над нами настырных птиц.
Проходим через монастырские ворота и замираем, пораженные. Золотые и синие купола на фоне фиолетового подсвеченного неба. Пятиглавый Успенский собор. Пожалуй, самый большой храм во всем монастыре. Высокие ели едва достают ему «до плеча», а человек рядом с ним ― букашка. Запрокидываешь голову, чтобы разглядеть фреску «Успение Богородицы», ― и дух захватывает. Стены эти были возведены в далеком 1559 году во времена царствования великого князя Московского и всея Руси Ивана IV, прозванного Грозным.
У северо-западной стены собора находится усыпальница Бориса Годунова и его семьи. Вместе с великим князем здесь покоятся царица и великая княгиня Мария Григорьевна, царевна Ольга Борисовна и царевич Феодор Борисович.
Храм необычайно красив в своей строгой простоте и похож на Успенский собор Московского Кремля, по образу которого и был построен.
Свято-Троицкий собор, где хранится главная святыня обители ― мощи преподобного Сергия Радонежского, ― на первый взгляд кажется стоящим поодаль и будто бы заслоненным грандиозным великолепием Успенского собора. В узких окошках теплится гостеприимный свет лампад. По стенам, потемневшим закопченным образам пробегают тени от дрожащих свечей. Утренняя служба. Туристов пока почти нет, но в храме уже тесно. Люди передают записки «о здравии», пытаются приложиться к мощам. Осенить себя крестным знамением становится все сложнее: толпа напирает со всех сторон, и поднять руку попросту невозможно. Но агрессии, свойственной большим скоплениям людей, нет, есть одно желание, которое движет всеми. Взгляды прихожан устремлены к священнику, читающему молитвы недалеко от раки.
Через несколько часов, для того чтобы приложиться к мощам Преподобного, нужно будет выстоять огромную очередь, чей хвост извивается далеко за пределами храма. В старейшем соборе монастыря еле слышен звук молитвы. Туристы и паломники движутся вдоль стен направляемым ручейком. Некоторые из них выходят из очереди, прикладываются к потемневшим иконам на стенах и колоннах, поддерживающих свод.
Бережно прижимаю к груди образ Богородицы в нескольких шагах от раки. Очередь встала, читается молитва. Молящиеся трепетно преклонили колени.
У входа послышался легкий гул голосов. Камеры в руках, телефоны в нагрудных карманах, наушники-микрофоны в ушах ― иностранные туристы. Продвигаются в центр. Трое замирают в метре от меня. Усиленно вертят головами, будто они у них на шарнирах, улыбаются, переговариваясь. Затем один из них, тыча пальцем, практически перегибается через заграждение. Хочется непроизвольно отшатнуться, но некуда. Люди по-прежнему на коленях. Очередь снова движется.
Троицкий собор ― древнейший из храмов монастыря. Его построили в 1422-1423 годах. Вокруг него, белокаменного, сформировался остальной ансамбль. С одной главой, без украшений, если не считать небольшой орнамент и позолоченный купол. Специально для него Андрей Рублев создал свою «Троицу». Но изначальная роспись на стенах не сохранилась…
На территории монастыря множество иконных и книжных лавок. Серьезные строгие лики. В богатых окладах и без, большие и с ладошку. Все взирают с многочисленных полок.
К концу утренней службы мы зашли в церковь в честь Сошествия Святого Духа на апостолов. Я не запомнила, как выглядит этот храм внутри (до того ли мне, видевшей только провинциальные храмы, было). Но, находясь там, я почти явственно осязала, как поднимается к куполу, сплетаясь в замысловатое многоголосье, звук, идущий с клиросов. «Через молитву только от видимого к невидимому душа подойти может», – как у Тарковского в «Андрее Рублеве».
Одиннадцать часов дня. Сквозь пасмурную дымку иногда показывается солнце. Сеет дождь. На площади перед монастырем ― колонна монстров-автобусов. За стенами обители памятник Сергию Радонежскому ― и практически напротив бюст Ленина. И всюду голуби, которым в общем-то все равно, где святой, а где вождь пролетариата.
По аллее, ведущей из города к монастырю, стайки попрошаек смиренно протягивают стаканчики. «Не вздумайте давать им деньги, ― ворчливо ругается наш водитель. ― Здесь любой нищий богаче каждого из вас». Все смиренно кивают и усердно бормочут пожелания всех благ. Проходишь мимо и слышишь за спиной, как они обсуждают свои насущные дела. Будто встретились давние знакомые.
Вот розовощекий паренек. Видно, ни на что не надеется, но не прочь попытать удачи с оглядкой на старших товарищей. Да то ли в роль пока плохо вошел, то ли «бизнесмены» с соседних лавочек пытаются устранить конкурента, но проходящие совсем не уделяют ему внимания.
К обеду площадь у источника со святой водой кишит людьми. В основном это иностранцы. Девушка в юбке до пят пытается красиво завернуться в платок, не отрываясь от экрана смартфона. Платок постоянно съезжает, а поправить его мешает селфи-палка в другой руке, поэтому девушка бестолково нарезает круги по площади. Ее сотоварищ с модным хохолком на макушке подпрыгивает на фоне Успенского собора и, гогоча, складывает пальцы в жесте «виктории».
К обеду монастырский двор больше похож на воскресный базар: всюду шум, гам, люди снуют. Наша группа попадает в объектив одной из туристок. Отходим в сторону, чтобы не мешать, но воодушевленная девушка пытается собрать нас всех в кадре. Улыбнулись ей, попросили не снимать, а она в ответ залопотала по-сорочьи что-то, защелкала затвором еще чаще.
Ансамбль монастыря обширен. Для тех, кто боится заблудиться, установлены указатели на нескольких языках. А перед входом ― наглядная план-схема. Вся обитель ― одна большая история. История огромной страны, история многих поколений, прошедших сквозь века. Здесь Дмитрий Донской получил благословение Сергия Радонежского перед Куликовской битвой, и отсюда с ним отправились ученики Преподобного ― Пересвет и Ослябя. В 1610 году обитатели монастыря 16 месяцев держали осаду многотысячного польско-литовского войска, пытавшегося сделать подкоп под Пятницкую башню. Дважды стены обители становились надежным убежищем для Петра I, бежавшего от сестры, царевны Софьи, отчаянно боровшейся за власть. Троице-Сергиева Лавра пережила все гонения на Церковь, чудесным образом обрела мощи Преподобного Сергия...
Можно быть паломником или обычным туристом, посещая святые места. Они пропитаны особым духом. Быть сопричастным ему ― тоже в своем роде великое таинство. Коснись его, впитай каждой своей частичкой. На вдох и выдох. Сумеешь ли? Для культуры нет времени, разности мировоззрений, политических и расовых предрассудков. Но духовность ― всегда испытание и награда. Суть в том, что ты несёшь в себе. Отягощен ли нравственным багажом или мчишься налегке, подгоняемый попутным ветром. Танцы на амвоне или селфи в храме? Итог один ― духовная нищета. «Может, лучше во мраке неразумия велению сердца своего следовать?» ― вспомню снова «Андрея Рублева». Однако воспитанному человеку, даже далекому от какой-либо веры, ни разум, ни сердце не позволят проявить к ней неуважение, явное или неявное.
Евгения Трушина, газета "Логосъ"