Похищение

Июльская ночь 1904 года вступала в свои права. В Казани темнота наступает быстро, словно черный плащ накрывая крыши домов, будки городовых и шпили храмов. Лишь стук редких пролеток гулко отдавался в мощеных камнями кривых переулках.

Исключением не являлся и древний Богородицкий монастырь. Сестры накануне проводили Смоленскую икону Богоматери, которая «гостила» у них в обители, и разошлись по кельям. Лишь красные огоньки лампад мигали в окошках келий, где монахини заканчивали свое Вечернее правило и отходили ко сну.

Зачем понадобилось послушнице Богородицкого монастыря Татьяне Кривошеевой выйти в три часа ночи 29 июля 1904 года во двор - история умалчивает. Но надобность эта была серьезной. Иначе бы послушница не решилась нарушить строгий монастырский устав. Он категорически запрещал ночные «празношатания» по обители.

Пройдя от сестринского корпуса к колокольне, женщина услышала глухой крик. Он словно шел из-под земли. Татьяна перекрестилась: явно кричало живое существо. Сделав несколько шагов в сторону собора, она прислушалась. Крик повторился. Теперь в нем явственно слышался призыв о помощи. Кричал мужчина. Единственным мужчиной, кто оставался в обители на ночь, был сторож-инвалид Федор Васильев. Резко повернувшись,

Татьяна бросилась обратно в сестринский корпус – звать на помощь.

Вскоре весь монастырь был на ногах. Оказалось, что произошло небывалое: сестер ограбили. Сторожа монастыря бандиты хорошо приложили кистенем, и, пока не очухался, связали и бросили в подвал собора. Хорошо, хоть не убили! Когда Федор очнулся – сразу стал звать на помощь. Так бы ему и кричать до утра, если бы не Татьяна Кривошеева. Сестры послали за полицмейстером и срочно произвели осмотр. И увидели место, через которое внутрь собора проникли воры: западные двери, на которых перекусили замок.

Полицейские прибыли через двадцать минут. Без них в Собор никто не входил. Сразу зажги электрические свечи – храм был электрофицирован. Перед входом лежали обломки деревянных ящиков для пожертвований.

- Так это ограбление! – деловито сказал кто-то из полицейских. - На деньги польстились, ироды…

И тут настоятельница монастыря ахнула:

- Господи Боже! Заступницы то, Матушки Богородицы нет!

Действительно, в центральном иконостасе виднелись две рваные дыры. На амвоне валялись осколки стекла и щепки от киотов. Не хватало двух самых главных храмовых икон. Одна из них – знаменитый Казанский образ, обретенный в далеком 1579 году основательницей обители – Матреной Онучиной. Вторая – икона Христа-Спасителя.

Икона Богоматери мало того, что была всероссийской святыней, один оклад на ней стоил фантастических денег – более ста тысяч рублей золотом! Столько же стоил оклад на втором похищенном алтарном образе. Они были просто усыпаны драгоценными камнями. Это не шутки! А цена самой похищенной святыни на «черном» рынке могла дойти до двух миллионов рублей – чего-чего, а денег купцы-старообрядцы на нее бы не пожалели… Все это богатство охранял всего лишь один инвалид-сторож. Монахиням обители даже в голову не могло прийти, что кто-то поднимет руку на святыню. Сзади сухо зашипел магний, и собор осветила вспышка – досужие журналисты начали фотографировать раньше полицейских фотографов!

ryazeparh.ru

- Очистить помещение от посторонних! – рявкнул инспектор, - Никого не пускать! Идут следственные действия!

Он тоскливо посмотрел вокруг. До пенсии год, а тут такая неприятность… Что-то ему подсказывало, что шум по всей Руси-матушке поднимется немалый.

Действительно, на следующий день все газеты Российской империи вышли с заголовком: «Ограбление века!». О случившемся доложили Николаю II. Император был краток:

- Мерзавцев найти, а икону возвратить!

Следствие

К следствию подключили лучших сыщиков империи. Подозрение газетных репортеров сразу пало на эсеров. Кому-кому, а полиции было известно, что сии господа грабят все, что плохо охраняется. То, что охраняется хорошо – грабят тоже: от почтовых дилижансов и железнодорожных вагонов до банков. Революция, как говорил террорист Савинков, это деньги, деньги и деньги. Но почерк был не тот. Доморощенные карбонарии предпочитали родному кистеню – шестизарядное изделие американца Кольта.

На всякий случай сторожа Федора взяли под стражу, выяснили до минуты все его действия в день ограбления и отработали знакомых. Ни в чем предосудительном, кроме чрезмерного увлечения горячительными напитками, этот отставной солдат замечен не был.

И то: после каждого лишнего стакана – регулярно бежал на исповедь. Какой из него злодей? Нет, сыщики эту версию отмели сразу.

Оставалось два возможных варианта. Первый – похищение иконы по заказу кого-то из старообрядческих толстосумов. Морозовы или Мамонтовы вполне могли «заказать» святыню. Обратились в Москву и Петербург, чтобы коллеги из криминальной полиции двух столиц прощупали коллекционеров. Но даже те старообрядцы, которые сокрушались о том, что Казанская икона находится в грязных лапах «поганых никониан», с возмущением отзывались о взломе собора. Все как один! Мало того, Морозовы мгновенно наняли частных сыщиков, чтобы самим отыскать пропажу. Имперской полиции приходилось теперь искать взломщиков наперегонки с частными сыскарями! Кроме того, вскоре должен был выйти Высочайший манифест о свободе вероисповедания, и скандал с похищением иконы для приверженцев старого обряда был совсем не выгоден.

Оставалось второе. А именно: действовали свои, казанские хапуги, польстившиеся на дорогие оклады. Полиция начала трясти главарей местных воровских шаек. Те клялись и божились, что на воровство общенациональной святыни мог пойти только совсем «конченный» человек без страха Божьего в голове! Они, - мол, - честные воры, на грабеж храма никогда не пойдут… На счет воровской честности у полиции было свое мнение. По казанским ломбардам и притонам скупщиков краденного выслали точное описание похищенных ценностей – точное до камушка и завиточка на золотых окладах. И предупредили: у кого-нибудь что-то всплывет – всех отправим в Сибирь чистить снег! А снега в Сибири – много!

Поимка похитителя

Помощь пришла, откуда не ждали. Через две недели в полицию пришел смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман. С немецкой педантичностью он рассказал о том, что накануне к нему обратился некий человек, пожелавший купить специальные инструменты для работы над драгоценными металлами. Покупатель – а им был разорившийся ювелир Максимов – расплатился наличными ассигнациями на большую сумму, что показалось Вольману подозрительным. Полицейские пришли к ювелиру, который оказался посредником. Он покупал инструменты для других людей. Ниточка вывела полицейских на некого Варфоломея Чайкина (Стояна) 28-ми лет, числившегося в крестьянах. Полицейские тут же нагрянули на его квартиру.

И хотя квартиранта они не застали, зато нашли тайник с драгоценностями и частицами украшений с икон Казанской Богородицы и Спасителя. Но самих икон не было!

Одновременно с обыском, сыщики перетряхивали всех знакомых Чайкина. Среди них оказался некто Анания Комов, которого задержали и допросили. У того нашли часть драгоценностей, а потому разбойник запираться не стал. Он сознался, что вместе с Чайкиным оглушил сторожа и ограбил собор. За стеной Богородской обители подельников на телеге ждали дружки – Захаров и Максимов. Они отвезли похищенное на квартиру. Грабителей, действительно, интересовали лишь драгоценные оклады и деньги. Но где сами похищенные образы? Девятилетняя дочь Прасковьи Кучеровой – сожительницы Чайкина - рассказала:

- Тятя пил-пил, а затем взял топор, порубил икону и засунул ее в печку.

У следователей волосы встали дыбом! Сжечь общероссийскую святыню! В печке!

- Где Чайкин? – допытывались они у матери грабителя, оставшейся на квартире вместе с внучкой.

- Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! – отвечала та.

Но тут детская непосредственность выдала преступника:
- Как же бабушка! Ты сама его на пристань провожать ходила!

На момент обыска квартиры Варфоломей Чайкин вместе с «подругой дней тяжелых» уже подплывал на пароходе «Ниагара» к Нижнему Новгороду. Из Казани в Нижний ушла телеграмма. Прямо на борту парохода грабителя и арестовали.

Первым делом нижегородские сыщики спросили:

- Где икона?

В ответ Чайкин расхохотался и зло плюнул за борт:

- Где была – там уже нет!

- Это креста на тебе нет! – возмутился кто-то из полицейских. - Как же ты на икону руку поднял?

Внезапно Чайкин озверился:

- Нет Бога! Нет!! Я – Антихрист!! Я – Конь Бледный!

Рычащего и беснующегося бандита трое стражей порядка еле спустили по сходням парохода.

Где же икона?

За сумасшедшего ему себя выдать не удалось. Суд присяжных дал Варфоломею Чайкину 12 лет каторжных работ. Его подельнику, Анании Комову – 10. Захарову и Максимову – по два года. Сторожа Федора Васильева, которого преступники пытались оговорить, суд оправдал. На суде главный организатор преступления держался крайне вызывающе:

- Мне плевать на ваши иконы! Бога – нет! Мне плевать на вашего царя! Я сам себе – царь!

Публика в зале суда возмущалась. Газеты были удивлены сравнительно мягкому приговору. И все это при том, что икону так и не нашли! Сам Чайкин много раз менял свои показания, и правду установить не удалось. Суд склонился к тому, что бесноватый преступник, польстившийся на богатый оклад, ее попросту сжег. Доподлинно установили, что в печь он отправил икону Спасителя. Но о судьбе иконы Казанской Богоматери ни один из свидетелей так и не смог дать точных показаний. Пресса недоумевала: как можно было сжечь миллион рублей – это была оценочная стоимость древней святыни? Как вообще человек, родившийся православным христианином, мог пойти на такое варварство?

И время ответило – как подобное возможно. Что-то случилось с нашим народом. Вернее – что случилось понятно: народ, как крестьянин Варфоломей Чайкин, потерял веру. Если нет Бога – дозволено все! «Я сам себе царь»! Что хочу – то и ворочу!

Чайкин не просто так кричал полицейским: «Я – Конь Бледный». Это ведь из последней книги Нового Завета – Откровения. Всадник на Бледном коне – смерть, предвозвестник Апокалипсиса, конца мира. Спустя каких-то пятнадцать лет, озверевшие чайкины по всей стране будут рубить иконы, жечь и грабить, насиловать и убивать. Страна погрузится в кровавый апокалипсис гражданской войны. Но это все случится потом. А пока грозным предупреждением, раскатом перед будущей революционной грозой звучали первые залпы русско-японской войны.

Равнодушие

Самое странное во всей этой истории, что православная страна, которой считала себя Российская Империя, встретила весть об утрате общенациональной святыни в общем равнодушно. Отряд не заметил потери бойца! Нет, конечно, сначала поохали и повздыхали. А потом пришли другие новости – и затмили расследование казанского грабежа. Совсем как сегодня – после очередной программы «Время» нашлись другие причины охать и вздыхать. С утратой смирились, о ней постарались забыть. Мало ли на Руси ещё святынь? Как оказалось – мало, слишком мало для того, чтобы предупредить надвигающуюся бурю. Равнодушие стало тем фоном, на котором к власти пришли большевики.

Грозным предупреждением и сегодня звучат поэтические строки:

Церковных зодчих тщетно вдохновенье,
И бесполезен позолоченный уют,
Когда проходит мимо населенье,
А к Небу - только камни вопиют.
Да судит Бог! Никто, ничто не ново,
А равнодушие – тем паче на земли:
Так клён взирает с пристани портовой,
Как проплывают в море корабли.
За первою бедой грядёт вторая:
Отдавшийся вполне земному бытию
Народ, который веру потеряет –
Теряет вскоре родину свою.

Вспоминая эту старую историю, есть о чём задуматься сегодня, не так ли?

Александр Ильинский