Миролюбивое значение этих слов может сбить с толку историка. Но современники Владимира не могли не уловить здесь железного тона: ведь тот, кто не приходил креститься, тем самым свидетельствовал, что не желает быть другом могущественному князю. Но кто не друг, тот недруг. И потому вполне справедливы предположения, что многие из славян крестились «страха ради», а вовсе не из глубокой духовной симпатии к византийской вере.
Современный гуманист, надменно взирающий на средневекового варвара с высот просвещения, из соображений терпимости часто отказывается крестить даже собственных детей. Дабы не стеснять детской свободы, он не желает давать им религиозное образование и воспитание и разводит бесконечные споры о допустимости преподавания религии в школе.
Но честно спросим себя: кто более свободен? Тот, кого родители в детстве принуждали учить иностранные языки, или тот, кто вольно слонялся по дворам после школьных уроков? Первый может безмолвствовать или изъясняться на русском, французском, английском языках. Второй, слабо владеющий выразительными средствами, чаще всего принуждаем к молчанию. Ребенок, которого родительский ремень научил играть на скрипке или фортепьяно, может играть или не играть. Тот же, кому «посчастливилось» расти в семье либеральных родителей, оказывается лишенным выбора по отношению к инструменту: он может только не играть на нем.
Свобода вообще существует лишь там, где есть дороги. Можно ссылаться на то, что дорога ограничивает свободу, так как она ведет в определенную сторону. Но проблема в том, что бездорожье не дает и этой свободы, ибо вообще не ведет никуда.
Кроме того, дорога ведет, но не обязывает двигаться. Так человек, крещенный во младенчестве и воспитанный в православной традиции, легко может отступить от христианства. Для этого ему нужно просто перейти к бездействию в религиозной жизни. Поэтому однажды принять веру недостаточно. К ней вполне применимы слова Пифагора о любви: «это теорема, которую нужно каждый день доказывать заново». Так что князь Владимир отнюдь не посягнул на свободу совести. На самом деле, впервые в русской истории он попытался ее обеспечить.
Но выбор в пользу веры неизбежно ставит человека перед другой проблемой: это выбор самой веры.
Нельзя назвать верующим того, кто смутно представляет себе, во что именно он верит – в Христа, Будду или Магомета. Религии всерьез различны и только невежественному человеку представляется, будто все они ведут к одной цели.
Как же осуществляется этот выбор? Рассказывая о крещении Руси, историки объясняют решение Владимира политическими мотивами и дипломатическими соображениями, стремлением объединить народ и укрепить личную власть. Среди прочих особую популярность приобрела версия о том, что ислам был отвергнут русскими потому, что запрещает пить вино. Общее мнение определенно: византийское православие было принято потому, что более всего подходило русскому характеру и образу жизни.
Подобные рассуждения изначально абсурдны.
Вера не платье – ее нельзя выбирать по фигуре. Выбирая веру, ты выбираешь себе закон, который будет тебя судить.
Ты выбираешь тот идеал, что безжалостно высветит твое несовершенство. Это образ боли и степень стыда, которые тебе предстоит понести, называя любимые привычки грехами. Вера задает тебе цель, к которой нужно идти, центр мира, по отношению к которому все, в том числе и ты сам, – далекая и глухая периферия. Поэтому тот, кто выбирает веру «под себя», совершает бессмысленный поступок. Если ты и есть «альфа и омега», то куда тебе идти? Если выбранный тобою закон благословляет все, что бы ты ни делал, то какой же это закон? О каком пути можно говорить там, где старт и финиш совпадают? Вера, филигранно приспособленная под страсти и похоти человека – что даст она тебе, человек?
Едва ли князь Владимир и старейшины его посольства походили на голливудских знаменитостей и представителей сексуальных меньшинств, добивающихся церковного благословения своим беззакониям.
В могучем русском язычнике была одна несомненная добродетель – сказочная, почти неправдоподобная честность перед самим собой, не имея которой нельзя свободно решить вопрос о выборе веры.
Когда греческий монах развернул перед Владимиром картину Страшного суда, у князя, имевшего на совести восемьсот жен и десятки убийств, не было иллюзий относительно того, где должно быть его место в этой композиции. На это указывает его вопрос, заданный византийскому посланнику: «Что мне делать, чтобы стоять одесную Небесного Судьи?»
Человеку, который стоит перед выбором веры, можно пожелать: делай, что хочешь, но делай это правильно; будь разумен, избирая лучшую долю. Тому, кто уже стоит на пути, но сомневается и ищет доказательств своей «теоремы», уместно напомнить слова Христа – на сей раз слова житейской мудрости, а не религиозной проповеди:
«Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые».
Сравнивая между собой различные религии, следует забыть себя и вглядеться в святых. Сколь часто мы отвергаем веру, принимая за идеал ее искаженный образ! Но «оценивать дерево по плодам» – означает обращать внимание на то, что вера может сделать с человеком, а не на то, что человек способен сделать с верой. «Дивен Бог во святых своих». Красота Образа Божия в иных людях и является той аксиомой, с которой начинается доказательство упомянутой Пифагором «теоремы» любви и веры.
По материалам программы "Религиозная энциклопедия" из цикла "Мир. Человек. Слово" Радио России
Скачать | Название | Воспроизведение | Размер | Длительность |
Религиозная энциклопедия. Выбор веры | 9.2 MB | 10:00 min |