Не стоит смеяться над наивностью индейцев, ибо психология обитателей «каменных джунглей», — современных мегаполисов, зачастую не так уж далека от логики дикарей тропической саванны. Чтобы привлечь восхитительную «птицу счастья» в образе сияющего самолета, индейцы прибегают к магическим ритуалам — раскладывают приманку в виде земных подобий небесного чуда. Не так ли и мы окружаем себя «знаками счастья» в виде новейших технических изделий, знаков престижа и благополучия, и ждем, что после этого счастье должно само, как по «щучьему веленью», прийти к нам? Но, несмотря на все старания, самолеты так и пролетают мимо индейцев, а наше счастье все не приходит и не приходит...
Согласно Библии, когда Адам и Ева вкусили плод запретного древа познания добра и зла, они впервые испытали страх из-за своей наготы и отчужденности от мира. Именно после грехопадения и изгнания из рая появляются как одежды, так и технические изобретения, с помощью которых люди пытались восстановить утраченную гармонию бытия, восполнить мучительный недостаток чего-то самого важного в жизни. Долгие странствия человечества путями истории, культуры и науки предстают в итоге, как нескончаемые искания обратной дороги в рай, а точнее, как попытка заменить его раем искусственным, рукотворным, воссоздать посредством техники. Оседлать силу природных стихий, покорить пространство и время, вооружиться неиссякаемой энергией, продолжить тело человека изобилием приспособлений, исполняющих любые его мановения; наконец, переложить бремя самой мысли на плечи электронного интеллекта — таковы заманчивые горизонты технического рая.
Но что можно ждать за линией горизонта? «Когда техника удовлетворит материальные потребности человечества, потребности в комфорте и прочем, наступит век создания культурных ценностей» — так предполагал академик Дмитрий Лихачев. Увы, но это мнение ученого-гуманиста принадлежит к разряду явных утопий, когда желаемое принимается за действительное.
Во-первых, трудно представить, что потребности могут быть удовлетворены, ведь они бесконечно умножаются (кому щи пусты, а кому жемчуг мелок), а во-вторых, оставит ли техногенная цивилизация хоть чуточку места для творчества высоких «культурных ценностей»?
Развитие техники постепенно привело к появлению особой «техносферы», которая подменила собой привычную среду человеческого обитания и превратилась в настоящую «вторую природу», что живет и развивается по своим собственным законам. Если первые механизмы-автоматы средневековых инженеров повергали в суеверный ужас всех, включая самих их создателей, то теперь самые прогрессивные технологические новинки уже никого не удивляют, и воспринимаются как очередной урожай картошки.
Когда 200 лет назад Гете и Гофман стали описывать фантасмагорические картины того, как технические создания выходят из повиновения человеку, мало кто из современников понимал глубину их прозрений. Теперь это избитая тема, и не только для писателей-фантастов, ведь восстание машин из области фантастического вымысла незаметно перешло в реальность. Создатель оказался заложником собственного создания, и уже трудно сказать, кто кому служит: техника человеку, или наоборот, человек технике. Человек не просто оказался в тотальной зависимости от бездушной техники, но она уже диктует ему свои законы, заставляет жить и мыслить в техническом, «технократическом» стиле.
Человек привыкает жить уже не своей жизнью, а той, которую навязывает поработившая его техносфера. Погоня за обладанием техническими новациями стала смыслом существования, критерием «успешности». Но разве апостол Павел или Сергий Радонежский, Шекспир или Пушкин были неполноценны оттого, что не владели компьютером, не пользовались мобильным телефоном с видеокамерой и не разъезжали на машинах с автоматической коробкой передач? Сравнение явно не в пользу современного человека, который тщетно пытается прикрыть техникой свою духовную скудость... Зачем, — спрашивает французский писатель Мишель Уэльбек, — «совершенствовать средства передвижения для существ, которым некуда ехать, потому что они нигде не чувствуют себя дома; создавать новые средства связи для существ, которым уже нечего сказать друг другу; облегчать контакты между существами, которые уже не в состоянии вести диалог с кем бы то ни было?»...
По материалам