Человеку семейному хорошо понятны слова о том, что любовь – не вздохи на скамейке. Проза супружеской жизни складывается из взаимного уважения, смирения, многих бытовых забот и главное – духовного единства.
Брат моей бабушки, Иван Михайлович с детских лет стал для меня идеалом мужчины и мужа. Статный, подтянутый, с вкрадчивым голосом, полным любви, и уважительным отношением ко всем. Даже ко мне он всегда обращается на «Вы», не говоря уже о том, что и сестру свою младшую называет только по имени-отчеству. Никак иначе.
Образ этого эталонного мужчины дополняют сдержанность и воспитанность, честность и порядочность. Общаясь с Иваном Михайловичем, сложно поверить в то, что он выходец из обычной крестьянской семьи села Заболотовское Рязанской области, который успел перед Великой Отечественной войной окончить только семь классов.
Под стать ему – красавица Мария Александровна. Мудрая, немногословная и преданная.
Много раз я слышала их историю от своей бабушки, много раз просила рассказать самого Ивана Михайловича. И каждый раз с замиранием сердца ожидала, что услышу что-то совсем уж необычное. Но про чудеса никто не рассказывал. Наоборот, говорили о том, как бедно и сложно жили в послевоенные годы.
У сержанта, вернувшегося после семи лет службы, включая страшные годы войны с фашизмом, даже не было возможности купить носки. Стоптанными пятками он переворачивал их кверху и снова шел по непредсказуемому пути потрепанной, но уже мирной жизни. Не было и романтики: ни цветов, ни романсов под балконом, ни каких-то безумных поступков. Но все же история этой любви потрясающая. Выстраданные, выстоянные годы, плечом к плечу, сквозь трудности и беды.
Главное – вместе. И в печали, и в радости.
- Вернулся на Родину, - рассказывает Иван Михайлович. - 9 апреля 1951 года прибыл в Москву на Белорусский вокзал. С Белорусского вокзала доехал до ВДНХ, до скульптуры Мухиной. И от скульптуры Мухиной через Леоново, через железнодорожный мост, через Яузу я прибыл в Старое Свиблово, где жил адъюнктом. Через десять дней оформился электриком на картонную фабрику. Было страшное положение: цеха сырые, цеха горячие, с большим конденсатом, с большим количеством пара, с потолка вода текла на людей. И почти все эти вопросы решал я, сначала как электрик, а через два года и как секретарь партбюро.
Это потом уже на фабрике обновили вентиляцию, сделали хорошую вытяжку, заменили трубы, организовали столовые и душевые, выложили их плиткой. Предприятие из убыточного стало рентабельным. Это потом приехал на фабрику сам начальник Главка и, отозвав в сторонку моего двоюродного дедушку, Ивана Михайловича Рябова, обнял и поинтересовался его делами. А пока Иван Рябов работал в три смены по скользящему графику без перерыва на обед. А вокруг – красивые и холостые девчата.
- Одна приглянулась, вторая приглянулась, но я все выбирал, - признается Иван Михайлович. Пока не приехал двоюродный брат, буквально требуя показать ему «свою красавицу».
- Вот Клавдия Егоровна работает у нас, - стал знакомить Иван. - Она из Данкова. А это вот Мария Александровна, из Орловской области. Посмотрев на черноволосую Марию, с тугой косой во всю голову, брат одобрил и подсказал: «Вот Маша тебе подходит».
Они стали встречаться, как говорит Иван Михайлович, «на честных основаниях». Когда спрашиваю, как ухаживал за своей невестой, отвечает: если только на танцы ходили на «пятачки» («пятачок» – это место, где собираются вместе человек пятьдесят и начинают танцевать в круге, как пятикопеечная монета, «пятачок»). Через некоторое время от фабрики выделили комнату. В небольшом доме, с окошком, меж двух помещений, где жили соседи по четверо-пятеро.
- Я рассказал эту новость Марусе, а она мне: «Вань, да лучше и не надо». Проходит неделя, и мы поехали на Сретенку, в Рыбников переулок подавать заявление в ЗАГС.
Заходим в зал: плитка местами отскочила, посередке – круглый стол и стульчики. Мы подходим, нам дают бланк заявления. Через неделю пришли расписываться.
Приехали на трамвае. Нас расписали. Мы купили шесть, или десять пирожков и прямо на Сретенском бульваре их съели. А затем поехали к дяде, у которого я до этого жил. Позвали главного инженера и двоюродного брата, Дмитрия Степановича, который углядел в Марусе будущую свояченицу. Сели за столик, поели, выпили, закусили и пошли в свой домик. И служба наша началась, - вспоминает Иван Михайлович, называя «службой» свою семейную жизнь.
Так они и служат друг другу все эти шесть с лишним десятков лет. Ни разу серьезно не поругались, даже голоса не повысили. Сколько раз я видела их, - всегда смотрят друг на друга с такой нежностью, будто вчера влюбились. Это трепетное отношение они пронесли через долгие годы перипетий.
В 1956 году, благодаря дипломатическим способностям Ивана Михайловича, которого то и дело отправляли в Главк с прошениями, в Свиблово построили трехэтажный дом. Жильцами стали работники картонной фабрики. В 27 квартир заселили порядка 50-ти семей.
Жили с подселением. Свои 17 метров в квартире на втором этаже получили и Иван с Марией. Там родился сын Миша, а потом и дочка Алла.
Только в 1973 году семейству Рябовых выделили отдельную четырехкомнатную квартиру. Это был настоящий праздник. Десятилетняя Аллочка бегала по этой огромной площади и по-детски восторженно восклицала: «Мы здесь будем жить?!» …
А через несколько лет умер сын Миша. Попал под машину… Эту боль Иван со своей Марусей тоже переживают вместе. Как до недавнего времени каждый день своей долгой супружеской жизни…
Сейчас Мария Александровна серьезно заболела и была вынуждена переехать в пансионат. Довольна хорошим уходом за собой. Только ждет своего Ваню, который остался без нее в той огромной квартире и в целом мире. Иван Михайлович по возможности навещает благоверную супругу. Правда, не каждый день: ехать далеко, через всю Москву. А в его 91 год это уже трудновато. Так и живут, впервые порознь, но как две половинки. И ни расстояния, ни болезни – ничто разлучить их не может.
Наталья Филина