— Валерий Николаевич, как Вас нашли организаторы?

— Два года назад из Китая мне пришло электронное письмо с предложением провести мастер-классы. Я сначала отказался — я вообще всегда отказываюсь проводить семинары за рубежом. Но они были настойчивы — год мне писали раза по два в неделю. В итоге решил ехать, мне сделали документы, купили билеты и я прилетел в Китай.

Это было приключение, конечно: в аэропорту все написано иероглифами, по-русски никто не понимает, а телефон не подключается к вайфаю, так что даже переводчика нет. Меня там встречали с местной симкартой, но чтобы выйти к встречающим, сначала надо было заполнить гостевую карту, чтобы пройти таможню. Писать надо на английском, который я давно забыл. Что-то заполнил, подсматривая у других — а место для контактов не заполнил, не смог без интернета спросить у встречающих. Отдаю таможеннику, пытаемся друг другу что-то объяснить. Таможенник позвал полицейского. Я уже ему заново объясняю, что я из России, по приглашению, адрес только не знаю — нужен вай-фай… Он взял мой телефон, подключил, потом сам мне всё в карточке иероглифами заполнил и отдал пограничнику.

Спросили цели визита, сняли отпечатки, занесли паспорт в базу и наконец-то отпустили. А там меня уже с плакатами встречают. Меня очень удивила безопасность: везде полиция, охрана, все пути размечены, чтобы не создавалась толпа. Вроде и народу много, но толпы нет. Удивительно организованно все. В аэропорту ездят маленькие полицейские машинки, отдельный зал для ожидания такси, в скоростном поезде специальные места для чемоданов. Мне на входе в поезд говорят: вот сюда чемодан ставьте и пойдемте. Всё, думаю, я попал — где потом его искать? Но переводчица поясняет: не переживайте, здесь никто ничего не возьмет.

На каждом отрезке пути надо прикладывать паспорт к сканеру, везде камеры — говорят, здесь поэтому и преступления очень быстро раскрываются.

— Да, такая немного двоякая ситуация: с одной стороны безопасность, удобство, с другой — по сути тотальный контроль… А можете рассказать, кто Вас пригласил?

— Название я не выговорю (смеется). Позвал меня владелец спортивного клуба. Публика очень разношерстная: бизнесмены-миллионеры, спортсмены — главы школ разных стилей борьбы, был даже какой-то шаолиньский монах, в прошлом многократный чемпион, в пятом поколении хранитель особого стиля одного из боевых искусств. Вообще меня нашли на ютубе, там много видео с моими мастер-классами. По их словам, сейчас борьба в Китае — это только вид спорта, почти «декоративный», гимнастика. Но страна-то развивающаяся, мощная, так что в какой-то момент, они понимают, придется защищаться и поэтому хотят учиться более «прикладному» стилю боя…

— Защищаться ли? Или всё-таки нападать?

— Говорят, защищаться и они все хотят мира. Общались — они очень по-доброму отзываются о России. Хвалились мне, что в китайских школах сейчас преподают русский язык. У китайцев, как мне показалось, все эмоции на лицах написаны, в отличие от японцев. Даже когда я езжу по России с семинарами, часто встречаю какое-то напряжение, недоверие, а там нет такого, люди очень открытые. Вот какой-нибудь прием показываю, а они так удивляются неподдельно, как дети. Из забавного: говорю им вставать «стенка на стенку» — через переводчика, конечно. Не понимают: какие стенки? Кое-как расставил, объяснил, что такое у нас «стенка на стенку», они поняли, обрадовались и давай орать по-русски: «Стен-кана-стен-ку!». В соцсетях своих хвастались потом.

— Валерий Николаевич, а как Вы оцениваете наш «поворот в Азию»?

— Судить могу только по людям, с которыми общался. Они очень вежливы, конечно. Не кичатся. Отношение ко мне как к наставнику было такое, что вот разве что только опахала с паланкином не было — и видно, что это не лесть, это для их культуры естественно. Очень радушны: кормить меня пытались обедом из 15 блюд, ужином из 29 — и не откажешься! Переводчик пояснял, что из вежливости полагается попробовать всё. Купили мне специально набор из ложки с вилкой. Я пытался, конечно, и палочками есть: палочки взял — все замерли. В полной тишине я этими палочками кое-как что-то подцепил, съел — всё, общий вздох восхищения, аплодисменты. В общем, приятное впечатление. Я в разговоре что-то про события в Нанкине упомянул — они очень удивились: «Вы — первый иностранец, который что-то про это знает» (речь идет о Нанкинской резне 1937 года, когда солдаты Японской императорской армии убили огромное количество пленных китайских солдат и мирного населения в городе Нанкин — ред.). По-китайски пару слов повторишь — тоже сразу восторг… Для них очень ценно это.

— Китайцы в основном не религиозная нация. Традиционное их конфуцианство — это скорее этическая, чем религиозная система. А есть у них какой-то духовный, религиозный поиск, не пришлось обсуждать эту тему?

— Да, большинство придерживается учения Конфуция. А ведь там много идей, близких христианству. Но вот могут ли они осознать существование Бога?.. Они смиренные очень, не агрессивные. Я подумал, вернувшись оттуда, что себе в пример хочу взять их терпение. Я завожусь с пол-оборота, а они умеют контролировать эмоции.

Восхищение — выскажут. А вот негативные эмоции, «наезды» — такого нет, они себя держат в рамках.

С полицией не спорит никто. К примеру, у них очень много электросамокатов, скутеров, и на дороге они друг друга часто задевают, притирают невольно — но всё спокойно. У нас бы уже драка была, орали бы, хватались за оружие. А там смотрю — абсолютно невозмутимые лица. Там за драку лет на десять сесть можно, и всё как-то мирно. Говорят, если кто-то кого-то уж максимально «выведет», нахамит — человек спрячет руки за спину и плюнет. Вообще у меня впечатление, что там общий фон жизни похож на такой старый рынок — шумно, но не агрессивно. Но меня пригласили, потому что всё меняется, и они на всякий случай хотят знать, как себя обезопасить. Я их и тренировал в реальных условиях. Показывал, как защищаться в лифте, например. Они сначала удивлялись такому подходу.

В этом наша разница: мы страна воюющая, мы обязаны уметь защищать себя, свою семью и Родину, у нас другой подход. А в Китае это непривычно, там борьба — просто вид спорта, даже искусства. Наверное, если бы у нас всегда всё было хорошо, никаких потрясений исторических — может, у нас бы тоже борьба осталась только как физкультура — «для здоровья».

— Как вы разработали собственную систему борьбы?

— Меня учили драться с двух лет мои дядьки. А уже в десять лет я пошел на классическую борьбу. Моим первым тренером был Аркадий Игнатьевич Корбут — помню его всю жизнь. Прививал он нам в первую очередь чувство порядочности и чувство красоты. Не просто побеждай — а сделай это правильно, сделай красиво. Он молодым еще был, в институте учился, но нам, ученикам, был как отец. Потом у него самого родилось четверо детей.

Но одной борьбы мне было мало, хотелось больше навыков для реальной драки. Раньше, например, боевое самбо можно было изучать только после получения первого разряда. Приемы от ножей, удары преподавали милиции, дружинникам — в общем, не всем подряд. Но повезло с соседями по коммуналке: сначала у одного милиционера каким-то приемам учился, потом у десантника. Это были 70-е годы, когда уровень десантных войск был потрясающе высок, там еще были преподаватели-фронтовики.

И всегда, у кого бы ни учился, мне еще хотелось что-то додумывать, улучшать, развивать.

Потом меня учили каратэ — три месяца я «пахал», дальше продолжил изучать каратэ самостоятельно, затем осваивал бокс. Но ведь ничего не было: ни доступного интернета, ни нужных книг. Потом появились плохо переведенные брошюрки… Но мне всегда на моем пути встречались люди, которые мне вкладывали любовь к боевым искусствам. Никто не говорил: «Это тебе пригодится, чтобы голову кому-то отвернуть». Говорили: «Ты станешь другим».

Я копил деньги, ездил в Москву на черный рынок покупать кассеты и перепечатанные книжки по боевым искусствам. В итоге у меня было больше 120 кассет по разным боевым стилям. И у меня был подход: если я тренируюсь, а новый стиль «не работает» больше месяца, я убирал его, потому что тут не должно быть такого, что что-то заработает лет через тридцать.

А как-то раз зимой я проводил тренировку, и вдруг заходит наряд милиции с автоматами: «Это что здесь было?». Оказывается, через окна увидели, как я отрабатывал приемы — в то время я уже разрабатывал свои собственные. В общем, офицер наряда ко мне домой приходил — звал работать инструктором в милиции. Полгода я отказывался, но в итоге пошел. Позже позвали в УВД инструктором боевой подготовки.

Вот там было очень интересно: я опробовал все свои наработки, тренировал спецназ ОМОН, СОБР, ОБНОН, ППС, комендантский взвод, конвой — и под разные задачи мог оттачивать разные подходы. У разных подразделений разные задачи и разные возможности для тренировок. Кто-то не мог ходить регулярно, как в секции — повезет, если два раза в неделю появятся. Поэтому я постоянно корректировал программу, убирал лишнее, упрощал, выстраивал занятие так, чтобы каждый раз за одну тренировку человек уже мог вынести рабочий прием для своей службы — «от всего». И это работало: помню случай, когда перед боевой командировкой я показывал ребятам прием, как вырвать автомат, ударить по голове. Был скепсис у слушателей: «Да ладно, такого не бывает». А я объяснял: вот ты зашел в здание, противник зашел в здание, вы встретились, но еще немного не довернули автоматы — и можно успеть вырвать оружие до выстрела.

И у ребят ровно так получилось. Зашел боевик, не успел чуть довернуть в их сторону автомат, сделать очередь и вся группа «легла» бы. Но ближайший к нему наш парень успел автомат вырвать. Хотя казалось бы: и ходил на занятия нечасто, и занимался вроде как-то «без души» — но в критический момент всё сделал.

— Расскажите, как Вы пришли к вере?

— Я был убежденным коммунистом. Наши с бабушкой споры о Боге заканчивались тем, что она обещала «убить коромыслом», если не замолчу (смеется). Потом уже от коммунизма-атеизма я перешел к изучению дзен-буддизма, чань-буддизма и так далее — на фоне занятий восточными единоборствами. Чего только не изучал! И не просто изучал — я старался жить по изученному. Жена со мной с ума сходила: был такой-то буддист, стал этакий… «Вот, опять началось!». Потом пошло славянское язычество, йога, оккультизм… Начал руками «лечить». И я начал замечать какие-то нехорошие изменения в себе, своих привычках и своей семье. Стали ссориться, я начал выпивать…Но ведь чувствуешь: это в тебе самом что-то не то.

Потом вдруг жена сказала, что каждый раз, когда я ухожу тренироваться, сын умирает. Как это «умирает»? Я не пошел на тренировку, решил посмотреть. Он умер у меня на руках… Лежит, ни на что не реагирует. Я побежал звать врача, возвращаюсь — он жив, улыбается… И так — каждую тренировку! Сын начал болеть. Стали возить его по всяким московским колдунам — такая вот глупость лезла в голову. Однажды встретили знакомую монахиню — в канун Рождества. Она дала мне стопку брошюрок: «Хочешь чтобы сын жил? Читай!»

В общем, в итоге мы впервые в жизни пошли в храм — на огромную десятичасовую ночную службу в Мытищах. Я исповедался, причастился. Сын стал чувствовать себя гораздо лучше. Я начал «захаживать» в Борисоглебский собор у нас в Рязани, только походил недолго — как стало у сына всё хорошо, я и ходить перестал. Он заболел по новой, положили в больницу… и ничего не нашли. И вот так раз, второй — на третий до меня «дошло». И я стал уже регулярно ходить в храм, в Николо-Ямской. И стал молиться: «Господи, дай мне Тебе послужить и хоть что-нибудь в этой жизни исправить». И буквально через два дня на третий пришел Виктор Иванович Тихонов, предложил поучаствовать в создании «Православных витязей». Я согласился сразу, дело пошло, и с тех пор я постоянно в храме, а сейчас вот уже лет пятнадцать помогаю как алтарник — у отца Игоря Миронова.

— Он ведь тоже у Вас тренировался?

— Да, он до священства был бойцом высочайшего класса в СОБРе. Я когда начинал работать инструктором в милиции, меня никто не знал, смотрели поначалу скептически: что за «метр с табуреткой» такой? И он первый подошел: «С ножом работать научишь?». За ним потом и другие потянулись — уж раз сам Миронов меня «признал». Он уже тогда был верующим, мы много на эти темы разговаривали.

Сейчас если меня кто-то пытается переубедить, обратить в свою веру, я говорю: «Я этим уже был. И этим тоже. Что ты мне хочешь рассказать? Я всё перепробовал уже». Или вот говорят про род: надо чтить Род! Веру предков-славян!..

— И что на это отвечаете? Действительно, популярное сегодня увлечение.

— Отвечаю, что у нас в роду 45 поколений предков — православные. Куда ты их денешь? Когда народу в зале много и возникает спор, я прямо на месте показываю, что это такое. Одного человека ставлю вперед, а сзади за одно его плечо встаёт «папа», за другое — «мама», за ними «дедушки» и «бабушки», и так далее. Получается огромный треугольник. Допустим, говоришь о Роде и Православия для тебя не существует? Ну, вот падай назад. Ты не упадешь! Тебя сзади предки держат, все 45 поколений. А если они отойдут? Вот пусть там сзади далеко шеренга встанет — времена князя Святослава, язычника. И теперь снова падай — а держать тебя некому… И что ты мне говоришь про род? Род — это 45 поколений православных предков. В тебе гены вот этих людей!

— Валерий Николаевич, Ваши навыки — своего рода оружие, Вы его каждому доверите или есть какие-то критерии отбора?

— Это оружие, которое я вкладываю человеку в руку через воспитание. В группе никто не матерится, до и после тренировки — молитва. Да и просто — это большой и регулярный труд. Люди другого склада у меня просто не задерживаются. Если кто-то заболел, тоже молимся… Мы очень друг друга поддерживаем. Как-то раз ночью с фронта парень из окружения написал, попросил молитв. Ситуация безвыходная была. Мы всем сообщили, все всю ночь молились. Он потом написал, что в последний момент наши успели на помощь. Ни одного раненого в итоге, только контузия!

— Дайте совет родителям: как мотивировать подростка заниматься спортом, борьбой?

— В подростковом возрасте уже ничего не сделаешь. С раннего детства надо играть с детьми, заниматься. Мальчикам в играх показывать элементы самообороны. Если ты сам — отец — не умеешь, так научись! Ребенок вырастет и будет помнить: «А вот, отец учил меня в детстве…». Он должен сначала учиться слушать отца, а потом тренера — «чужого дядю». Поэтому нужно играть, развивать и не стесняться развивать себя самого на глазах ребенка. А если он уже вырос и вы только тогда скажете: «Давай тебя на борьбу отдадим!» — Он ответит: «Не хочу».

Подростком он уже пенсионер: ему бы пенсию получать и лежать в телефоне на диване… Так что мальчиков с детства надо отдавать в борьбу. Он музыкант у вас? Сначала борьба, потом скрипка. Мужчина — в первую очередь защитник, а кого он защитит, если ничего тяжелее ручки не держал? Маленький ребенок еще не умеет выбирать, и ему нужно помочь. Потом ребенку понравится — когда он сам будет видеть свою силу и с чем он теперь может справиться. Такие дети вырастают другими, они по-другому реагируют на всё, спокойнее.

Ведь что значит слово «кроткий»? Это тот, кто укротил себя. Кто-то думает, что кроткий — это «терпила». Нет. Это тот, кто понимает, что может обидчику голову размозжить, но специально укрощает свой гнев. А если человек ничего не может, не умеет и только поэтому молчит — это не кротость, это трусость.

Священник Димитрий Фетисов