— Как вы пришли к осознанию воинского долга?

— Все мои предки по отцовской и материнской линиям были участниками Великой Отечественной войны. И я, вдохновленный их боевыми подвигами, посчитал, что задача моей жизни — исполнять свой воинский долг, защищать покой и уют своих сограждан, своего народа, служить во благо нашей необъятной Родины. Наша огромная страна всегда была подвержена каким-то набегам, конфликтам. Считаю, что моя задача как мужчины — защищать свое Отечество, чтобы оно жило спокойно, в мире, хотя бы старалось к этому миру прийти.

— Почему вы решили отправиться именно добровольцем на Донбасс?

— В 2013 году на Украине дали о себе знать события, приведшие к «евромайдану». Я сначала очень переживал, следил за ситуацией. У меня есть троюродные тети, сестры между собой. Обе родились в Ивановской области, но вышли замуж и жили на Украине: одна — в Киеве, другая — в Днепропетровске. Даже между ними произошел конфликт: одна приняла сторону Киева, а другая посчитала, что майдан — это захват власти.

Я пытался разобраться, на какой стороне быть. Сначала думал, что Украина права. Потом в этом стал разбираться и понял, что эта земля исторически наша, многие города основаны нашими. Было заметно усиление украинского национализма. Я понимал, что это происходит с подачи Запада. Посчитал, что правда на нашей стороне. Думал, как можно помочь, ведь люди на Донбассе погибают от обстрелов. В 2014 году очень хотел поехать туда, но как поедешь, если нет 18 лет. Хотя позже, общаясь со своими сослуживцами из местных, узнал, что в 16 лет они комплектовали боеприпасы по ящикам для отправки на фронт.

После школы я учился в юридическом колледже, потом пошел учиться на повара. В 2018 году завершил обучение с «красным» дипломом. Принимаю решение уехать в ДНР добровольцем. Сразу не получается: мама у меня много лет борется с онкологией, в тот момент было обострение болезни, я не смог никуда уехать. Время идет, слежу за событиями.

В 2021 году принимаю решение ехать, твердо осознавая, что семейные проблемы утихомирились. Не сообщил родным и близким. Подошел момент, уволился с работы, уехал туда. Предварительно созвонился с рекрутером, который набирал в подразделение, а я хотел в определенное подразделение, куда впоследствии и попал. Было желание попасть на южное направление — мариупольское.

— Для вас стало неожиданным начало специальной военной операции?

— Те, кто говорят, что Россия была инициатором военного наступления, глубоко ошибаются, это все планировал противник. Я своими глазами видел документы на украинском языке, в которых черным по белому было написано: «Начать наступление в направлении населенного пункта такого-то с целью захвата и освобождения территорий, бывших подконтрольных Украине. Двигаться вдоль таких-то населенных пунктов». Глядя своими глазами, я не верил, что они планировали наступать. Наше переигрывание с разницей в сутки решило многое.

Противник был подготовлен: подвезено оружие, большое количество боеприпасов, генераторов, продовольствия. Мы, когда брали их блиндажи, видели, как они были оснащены. Наши переиграли события, двигались вперед, ну а там уже и Мариуполь. Все это время семья не знает, где я нахожусь. В Мариуполе буквально на 9 секунд позвонил маме. Поймал связь, потому что там ее не было: все вышки в окрестностях разбиты, двигаемся все дальше от тыла, чувствую приближение смерти, набираю родным. С какой-то попытки все же попал, говорю: «Мам, привет, я там-то, воюем, двигаемся вперед, все хорошо».

Продвигаемся вперед, местами опять встаем, идут ожесточенные бои. Тяжело заходить в такие населенные пункты, где ты у противника, как на ладони, где он все знает, перемещается свободно, а ты нет. Большой плюс, что я находился в местных подразделениях: некоторые из наших родились там, знали, где пройти, а где может затаиться противник. Там работали совместные подразделения МВД ДНР и российской армии. Если б не слаженная, сплоченная работа, потерь было бы больше.

Проработали там до 14 апреля, а потом были перебазированы на другое направление. В Мариуполе активно выполнял задачи радиста-линейщика, настраивал ретрансляторы, ремонтировал полевку в местах разрыва, активно передвигаясь по мрачным улицам города, который еще кишел врагом. Однажды работал по рации, делал украинскую прослушку, по ошибке нажал вместо своей рации чужую и своим голосом вышел к ним в эфир. Азовцы в ответ: «Кто там размовляе? Який такий Микита?» Комбат подходит, дает мне затрещину: «Ты куда нажал? Они сейчас поменяют частоту». Я говорю: «Товарищ подполковник, заработался». Он говорит: «Молись, чтобы они не поняли ничего». Потом все успокоилось, подумали, наверное, что им показалось.

— Какой у вас был позывной?

— Хочу его оставить тайной. В течение года ко мне не клеился ни один позывной, называли просто по имени. В тот промежуток времени работал во взводе ПТУР, уничтожая технику и пехоту противника. Командование поставило новую задачу нашему взводу попутно работать по ночам в эвакогруппе, доставать убитых и раненых. Совместными усилиями мы вместе с личным составом смогли эвакуировать многих погибших, спасти жизни нашим тяжело раненным парням. По рации слышу, как медичка меня называет по имени и спрашивает: «Где там наши? Они живы-здоровы? Когда вы их доставите?» «Несем, — говорю.— Жгут наложил, повязку сделал, в сознании, скоро привезем». Потом позывной себе придумал, по нему работал, но некоторые все равно так и называли по имени.

— Вы верующий человек?

— Я считаю себя воцерковленным, но из-за своей деятельности не так часто посещаю храм, хотя к молитвам прибегаю. Надо верить в Бога. Меня с детства воспитывали в любви к Богу, приучали ходить в храм. Потом переходный возраст увел меня в язычество, в неформальные группировки. Каша в голове была, хотя вроде бы тогда историей интересовался, но ошибочно считал родноверие нашим. Считал, что раз христианство из Византии пришло, оно нам не нужно.

Со временем испытал разочарование в новых взглядах и начал возвращаться к истокам — всему тому, к чему меня привели родные, когда крестили, когда прививали веру. За время войны в моей жизни начинают происходить те или иные чудеса, на которые я посмотрел как некое послание с небес.

Две мины прилетели в поселок, в дом, в подвале которого я укрывался. Выхожу из подвала: вот первая ступенька, а вот еще ступенька, на которую я не наступил, потому что, поднимаясь, слышу, словно голос: «Стой!» Один шаг мог стоить мне жизни. Мина разрывается у входа, наступи я на ступеньку выше, меня бы разорвало на куски. Волной от взрыва меня отбросило обратно. С ссадинами, гематомами, ушибами прихожу в себя, лежу, глаза открываю: все плывет, ничего не понимаю. Рубашка тактическая в крови, руки в крови, разорвало перепонку, осколки торчат во лбу, в щеке. Как меня только не завалило в этом подвале!

Я смотрю на гараж, который рядом стоял, где у нас находились боеприпасы. Одно из чудес — мина попала прямо в этот гараж, где хранились гранаты, порох от минометов, заряды от гранатометов, ракеты от ПТУРов, боеприпасы, но ничего вообще не сработало. Как это объяснить? Я считаю, что это чудо.

— Что было после ранения?

— Меня забрали в районную больницу в Ясиноватую. Утром просыпаюсь где-то в 4 утра и чувствую, что у меня ноги не ходят. Кричу: «Сестра, сестра!» Дежурная медсестра прибегает, спрашивает, что случилось. Я говорю: «Ног не чувствую, будто какой-то пластилин вместо ног». Она говорит: «Я не знаю, чем тебе помочь. Как смогу, так помогу. Надеемся, что пойдешь на поправку. В мозговом отделе у тебя произошел какой-то сбой. Может, осколок попал, хотя я тебя вчера всего осмотрела, чисто. На своих ногах к нам пришел».

Я лежал в больнице, все эти дни меня катали на коляске до столовой и обратно. Я не мог об этом сказать родным. Собрался с силами, позвонил матери, она расстроилась. Я очень сильно в те дни молился, просил: «Господи, услышь! Если это такое наказание, значит, я его заслужил. Если нет, то прости меня за все, я грешен, дай мне снова встать на ноги. На этом еще на закончен мой путь, моя цель не достигнута. Есть еще дела, которые я должен завершить».

Было тяжело ощутить себя полностью недееспособным человеком. И потом дня за три до выписки в ночное время просыпаюсь в холодном поту и чувствую, как постепенно начинают идти мурашки по ногам, восстанавливается кровоснабжение, ноги приходят в себя, начиная с пальцев. Я обрадовался, рот закрыл, чтобы не закричать от счастья. Когда выписывался, старческими небольшими шажками спускался с лестницы, дошел до остановки, вызвал такси, вернулся к месту дислокации. Посчитал, что это чудо. Говорю маме: «Так необоснованно люди Бога хулят».

— Как вы вернулись с Донбасса? У вас закончился контракт?

— У меня контракт был заключен на год, в августе 2022 года я должен был уехать домой. В июле, понимая, что документы делаются долго, я подаю рапорт «Прошу уволить меня в связи с истечением срока контракта». Меня уговаривали остаться, но в тот момент у матери опять начались проблемы со здоровьем, бабушка начала слепнуть, да еще два младших брата растут, за ними присмотр нужен. Жду увольнения, одновременно воюю.

К тому времени нам прислали нового замкомбата. Такой дядька оказался, настоящий воин, офицер, дорос от рядового до капитана. У него позывной был «Жук». На месяц его поставили на должность начальника штаба, он от нее отказался. Я говорю: «Товарищ капитан, как же вы отказались от такой должности?». Он отвечает: «Да не могу я с ручками, тетрадками сидеть, бумаги разбирать, я должен быть с личным составом». Он вытаскивал меня, когда во второй раз контузило. Всегда куском хлеба делился: поедет в Ясиноватую к теще, привезет пирогов, булок, салатов, зовет есть вместе.

— Получается, что вы отслужили по контракту и поступили в РВВДКУ?

— Я сюда прибыл после прохождения службы в Ивановском полку ВДВ, в котором служил уже после возвращения с Донбасса.

— Вам кто-то подсказал сюда поступать?

— О РВВДКУ мечтал с самого детства. Насмотревшись всяких документальных фильмов, был вдохновлен Рязанским десантным училищем. Для армии у меня категория годности была низкой, много лет пытался ее поднять, хотел служить именно в ВДВ. Перед поступлением прошел полную общевойсковую, парашютно-десантную подготовку, выполнил нормативы. И вот спустя столько лет испытаний, попыток попасть в нашу армию, пройдя абитуру в летний период, поступил в легендарное РВВДКУ.

— Что думаете о вредных привычках? Можно ли их избежать в наши дни?

— Я приехал на Донбасс без вредных привычек. Начал курить, потому что переживал о погибшем товарище, но потом бросил. До 25 лет не пил, только на войне выпил впервые и то из-за того, что обмыл награду. Я ко всем вредным привычкам отношусь негативно. Сейчас не курю и не пью. Считаю, что алкоголь и наркотики — большое зло, от них можно рассудок потерять, а это важно — не потерять рассудок. Руки, ноги, слуха, памяти можно лишиться, а рассудок потерять нельзя.

— Вы сталкивались с предательством людей? Как его прощать?

— Считаю, что предатели — это те люди, которые будут проходить все круги ада, и нет им прощения. Наверное, покаявшись, можно получить прощение, но прощает Господь. Человеку простить предательство трудно. Однажды мой лучший друг, друг с детства, со школы, сказал мне: «Нам с тобой не по пути, я понял, что мы с тобой разные люди». Тяжело это было воспринять, болезненно.

За три месяца до моего возвращения с Донбасса он вышел на мою мать. Она рассказывает: «Упал мне в ноги, хочет с тобой увидеться, но уже понял, где ты находишься. Вернешься, встреться с ним, прости его». Говорю: «Мама, прощу, конечно. Мне его так же не хватает, моего дорогого товарища». И встретились со слезами, обняли друг друга, разговорились. «Давай — мир!, — говорю и, глядя ему в глаза, жму руку. — Ты всегда был для меня лучшим другом». Так и помирились!

Беседовала Наталья Гордиенко