Где разрывающая душу скорбь? Где плач и ропот безутешных родных с причитаниями: «За что? Почему он? Ему бы жить да жить»!

Ничего этого не было.

Я вошла в храм и сразу увидела всех наших. Прежде всего учителей гимназии, со многими мы давно не виделись. Какая-то затаённая радость, не подходящая к моменту, появилась в душе. Обнялись, обменялись несколькими фразами, и всем, я почувствовала, показалось, что сейчас всё будет хорошо.

Где же родители Володи? Вот я вижу сидящих на скамеечке нескольких старушек. Да. Вот она: маленькая, с палочкой, незрячая — это и есть Феодосия, мама Володи. Бывает так, что в таких случаях даже подойти боишься к скорбящим родственникам. Что сказать? Как утешить? Тем более какие слова могут утешить мать, потерявшую сына, и какого!

— Разве справедливо это? — скажет она, и будет права.

Ведь какие-то оболтусы прожигают жизнь, терзают матерей и отцов, а тут гордость семьи погибает в расцвете лет.

Я подошла к Феодосии. Мария, мать наших выпускников гимназии, сопровождавшая Феодосию, сказала, что я — это Софья Олеговна. Феодосия радостно встрепенулась, мы крепко обнялись. Я молчу, слёзы душат, а она мне на ухо:

— Софья Олеговна, ты меня поймёшь, поймёшь. Ты знаешь, что такое потерять сына.

Конечно, я знаю, к сожалению, знаю, но моя боль за десять с лишним лет притупилась, а тут всё так остро.

Я смотрю на лицо незрячего человека и ловлю себя на мысли, что она всё-всё видит. Вот ведь смотрит на меня и радостно сообщает, что слушала мои передачи по радио о поездке на Святую Землю. До этого ли ей сейчас? Говорит со мной с таким уважением, как будто я, как и раньше, завуч гимназии, а её сын — ученик-гимназист.

Это я преклоняюсь перед ней, воспитавшей героя! Чтобы это понять, надо послушать сослуживцев Владимира, узнать, каким он был любящим командиром, скольких ребят он спас и возвратил живыми-невредимыми матерям! А она про меня…

Первый признак человека Божьего — это вовсе не нарочитая церковность и величавая благообразность, а вот это тёплое расположение к другим, органичная способность поставить себя не только на второй, но и, на третий, и на десятый план. Вот это и есть «возлюбить ближнего, как самого себя».

«Какая она красивая!» – подумала я, отходя. Есть же такая умилительная красота у пожилых людей, когда каждая чёрточка милого лица и в морщинках, и в худобе и бледности как бы говорит не о безрадостной старости, а о мудрости человека на пути к вечности.

Все ждали отпевания, стали раздавать свечи. Я смотрела на церковные своды и думала о том, что здесь меня крестили в полугодовалом возрасте. Здесь тайно принесла крестить моего маленького сына моя мама, которая и стала его крёстной. Она предпочла не ждать, когда мы, комсомольцы, созреем до крестин, а просто решительно всё сделала сама. В этот храм мы приводили классы гимназистов, здесь они получали свои главные уроки воцерковления. Настоятель храма, отец Николай, был нашим первым директором.

Потихоньку большой храм наполнялся. Люди шли и шли, знакомые и не знакомые. Многих я с трудом узнавала, особенно бывших учеников. Много хороших ребят вышли из стен нашей гимназии, многие юноши стали священниками, даже монахами, а девочки — жёнами священников. Приехала на похороны одноклассница Владимира, теперь монахиня Шостьенского женского Никольского монастыря, что под Касимовом, матушка Артемия. Жива ещё наша богомольная Русь!

Тут я заметила, что полумрак в храме стал отступать, в окна брызнул солнечный свет. Торжественно внесли гроб. Он двигался на плечах курсантов-десантников, как могучий корабль. Началась панихида.

В который раз на похоронах воинов я вижу много красивых молодых мужчин. Это не кучка мужиков возле пивной, это те, кому мы должны поклониться до земли. Вот они: стоят такие разные, смущённые всем происходящим, смотрящие в Небо, и понимающие, что их, быть может, ждёт та же участь. Я не ведаю, о чём они думают, но один из них сказал, что смерть не страшна, это просто — безболезненный миг! Я была поражена этим откровением одного из раненых бойцов!

Вот так и Володя не боялся смерти. Сослуживец вспоминал, что Владимир всегда рвался в бой, разрабатывал стратегию и тактику. Ему бы в штабе сидеть, а он всё туда, где есть ответ на дальнейшие действия, туда, где опасно, но судьбоносно. В 2006 году, когда Володя учился в Десантном училище, всю Рязань потрясла трагедия гибели курсантов под колёсами машины с пьяной компанией. Рота возвращалась с полевых учений в город, и колонна десантников шла по дороге с сигнальными флажками. Володя, будучи невысокого роста, но не желающий плестись в конце, попросился вперёд. Он всегда старался быть впереди. И тут случилось непоправимое.

Машина с разгулявшейся пьяной компанией врезается в колонну и протаранивает несколько десантников, идущих в начале. На месте погибли шестеро. Володя, шедший тоже впереди, был среди раненых.

Тогда, 14 октября, на Покров Пресвятой Богородицы, он был спасён самой Матерью Божией. Феодосия, мама Володи, по поводу выбора сыном военной карьеры даже отговаривала его. «Ведь в горячие точки посылать будут, — говорю ему, а он спокойно отвечает: «Мам, ну а кто, если не мы? Почему другие? Почему не я»? И однажды мрачно пошутил: «Пенсию вам заработаю хорошую». Тут отец заплакал, и больше Володя так не шутил.

Всё это Феодосия рассказала мне позже во время поминальной трапезы.

А сейчас наш заслуженный командир-десантник, всю взрослую жизнь проживший с девизом всех десантников «Никто, кроме нас», наш ученик, прощался с нами.

Феодосия, постоянно поддерживаемая Марией, была почти без движения. Она как бы ловила каждый миг прощания, вслушиваясь в каждый возглас, в каждую песнь панихиды. Вот они, русские люди, в простосердечности своей сумевшие воспитать сына своего, как надо: любящего, верного, мужественного. Даже имена у родителей как будто из русской старины: она — Феодосия Прокофьевна, а он — Николай Дорофеевич.

Рядом с Феодосией — Мария, два года назад похоронившая свою дочь Анну, тоже нашу гимназистку, избранницу и невесту Володи. Не пришлось им сочетаться при жизни, значит, суждено встретиться на Небесах.

Отпевание шло к своей завершающей ноте. «Христос Воскресе из мертвых!» — пел клир и весь народ.

Минута скорби сменилась Торжеством Воскресения Господня.

Душа Владимира, раба Божия, возносилась на Небо во дни светлой Пасхи Христовой!

Да, это отпевание было особенным. Уже потому, что над гробом новопреставленного возносились церковные молитвы не только служителями храма, но и друзьями Володи, ставшими священниками.

Я стояла и думала: «Почему Господь забирает лучших»? Только вчера в этом же Борисоглебском соборе мы прощались с таким же героем, как и Владимир, майором-десантником Александром, мужем нашей учительницы.

За стенами храма – Высшее десантное училище. Каждый день курсанты слышат колокольный звон, который стал привычным, как и команда дневального: «Рота, подъём». В царское время, до революции, здание училища было Рязанской семинарией. Отсюда выпускались служители Церкви. Сегодня из этих стен выходят офицеры Российской армии. Разве это не символично? Однажды на уроке при изучении темы «Мужество» я дала задание своим четвероклассникам о сходстве и различии мужества воина и мужества священника. Один из них ответил так в своём сочинении: «Различаются они тем, что воин борется со злом в человеческом обличии, а священник со злом в душах. А сходство мужества воина и священника в их самопожертвовании ради высокой цели».

Цель жизни у Володи Чилина была поистине высокой, хотя в школьных буднях это не бросалось в глаза. Володя вообще старался не выделяться среди сверстников. Он был невероятно скромным человеком. Я не помню, чтобы он получал какие-нибудь замечания. Учёба давалась ему легко, так как он был одарён невероятно хорошей памятью. Учителя гимназии, ученики — все уважали Володю за его порядочность, верность слову, за великодушие. Как сказала Феодосия, он никогда никого не осуждал. Я думала, что он станет священником, но ошибалась. Когда же, несмотря на слабое здоровье, не совсем спортивное телосложение, он вдруг вступил в ряды наших «Православных витязей», обнажилась его давняя мечта – стать десантником. Ребята подшучивали над ним, мол, ты даже медкомиссию не пройдёшь, а он своё: пройду, буду десантником! И ведь стал им.

«Нет больше той любви, если кто положит душу свою за друзей своих» — читаем мы у апостола Иоанна. Читал эти строки и Володя, ещё тогда впитав в своё сознание величие этих слов Священного Писания.

Кладут сегодня души свои на поле брани наши воины. Государство воздаёт им почести, хоронят воинов с почётным караулом, оркестром, звучит в их честь салют, зачитывают приказы о награждении. Это правильно. Надо, чтобы в память о них звучали песни, чтобы истории их жизни и подвига хранились в школьных музеях, их именами называли улицы, парки, на стенах домов висели памятные доски, и в каждой школе была галерея портретов героев, так или иначе связанных с данной школой. И чтобы все они 9 мая шли с нами в бессмертном полку, который стал нашим общенародным Крестным ходом! Гроб вынесли на улицу. Звучал колокольный звон, славящий вступление спасённой души в Небесные обители. Началась суета размещения по машинам и автобусам. И вот он — последний путь…

Когда мы ехали через весь город, я сокрушалась о том, что люди на улицах, в транспорте не видят и не понимают, какой драгоценный груз везё маленький катафалк с затемнёнными окнами, а военный грузовик — курсантов, которые сейчас торжественным строем пройдут у могилы воина. Всё в общем потоке машин, буднично и незаметно… Вот она беда больших городов, современных мегаполисов. С другой стороны, свадьбы у нас умеют и организовывать, и снимать на всех площадях, и все видят: свадьба гуляет!

Помню, когда я была маленькой, в 1959 году хоронили мою прабабушку. Процессия медленно шла за гробом через весь город от Касимовки до храма «Всех скорбящих радость». Я помню этот длинный путь и таинственную торжественность происходящего. Останавливался городской транспорт, снимали шапки прохожие. Уходил простой человек в вечность, и его провожали всенародно, хотя это было во времена «торжествующего атеизма». В современном городе с его заполненностью транспортом, с его пробками, невозможно представить такое — думала я и тут же возражала сама себе.

Весь город должен на минуту замирать, понимая, что хоронят воина, вставшего на защиту каждого из нас!

Хоронили Владимира на Богородском, самом дальнем кладбище. Здесь уже целая аллея лёгших в землю десантников: свежие могилы, развевающиеся на ветру флаги десантных войск и кресты, кресты… Погода была ветреная, ветер свистел в ушах, небо затянуло серыми тучами, быстро летящими облаками. Протестует небо, не хочет прощаться с соколом нашим, парашютистом-десантником Владимиром Чилиным…

А могила, обтянутая алым атласом, уже ждала своего хозяина. Десятки молодых мужчин: друзей, однополчан и однокурсников вместе с родными и близкими прошли по широкой дороге к месту погребения. Один из них шёл на костылях… Зазвучали звуки военного оркестра. Слушателями были провожающие, посетители кладбища и насельники его — упокоенные души.

Начали петь заупокойную литию. Пели все бывшие гимназисты. Как же утешительны слова церковного поминания усопших! Священник без устали читал молитвы, кадил фимиамом, время от времени провозглашая: «Христос Воскресе»! И все мы срывающимися голосами отвечали: «Воистину Воскресе»! Я сразу не заметила и только потом поняла, отчего так стало светло и ясно. Небо над нами очистилось от туч, солнце засверкало и заблестело на всех предметах, на золотых погонах и ленточках венков.

Во время прощания до сердечной боли тронул меня друг Володи, однополчанин Сергей. Он так искренно, так проникновенно прощался с ним, как с живым, говорил о своей благодарности ему, как наставнику, назвал его своим ангелом-хранителем и совершил земной поклон у гроба, встав на одно колено, как это делают в клятвенном целовании фронтового знамени.

Почему же уходят от нас лучшие? Ведь уходит цвет нации! С кем останемся? Когда я в сердцах высказала эту мысль одному своему знакомому, он спокойно ответил: «Придут другие». Как ободряюще подействовали на меня эти слова. И правда, придут, воспитанные на примерах наших современных героев, другие. Непрекращающаяся преемственность – вот, что спасает наше любимое Отечество.

Поэтому и уходят лучшие, чтобы лучше стали мы. Грянул один, другой, третий залп орудий. Армия прощалась с командиром, славным бойцом, сыном России.

Оркестр, вторя громовым залпам военных орудий, заиграл «Марш славянки». Ровным строем, отдавая честь, прошли курсанты-десантники.

Мы стояли у могилы, в которую каждый бросил по три горсти земли, и смотрели на фотографию, с которой среди бесконечного множества живых алых и белых роз, красных гвоздик, смотрел на нас живой Володя с пронзительным взглядом карих глаз.

Софья Никулина