Гениальные предвидения А.И.Солженицына, например, в отношении Украины, просто поражают. В его литературном наследии содержится множество высказываний, справочных и аналитических материалов об истории Украины, её проблемах, русско-украинских отношениях, об украинском национализме. Ещё в далёком 1981 году в одном из своих писем он отмечал, что «русско-украинский вопрос — из важнейших современных вопросов, и во всяком случае решительно важен для наших народов».
Украинские корни писателя
А.И.Солженицын считал себя русским, но и никогда не скрывал своих украинских корней: «Сам я — едва не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи».
Поэтому ему была так дорога Украина и всё, что с ней связано. В своём знаменитом «Архипелаге Гулаге» он, вспоминая свое лагерное общение с украинцами, отмечал: «Мне больно писать об этом: украинское и русское соединяются у меня и в крови, и в сердце, и в мыслях».
Об украинском национализме Александр Исаевич в своих работах много внимания уделял украинскому национализму. Но отношение к нему на протяжении жизни писателя менялось. Первое упоминание об этом мы находим в «Архипелаге Гулаге», в его пятой части «Каторга». Он вспоминает об украинских националистах как о своих лагерных товарищах. Тогда он отзывался о них сочувственно: «…большой опыт дружественного общения с украинцами в лагерях открыл мне, как у них наболело». Позже Солженицын объяснял ту дружбу с националистами тем, что он в то время искренне считал, что «… мы с ними в искреннем союзе против коммунизма (слова «москали» мы от них не слышали тогда)». В те времена, в условиях сталинского тоталитарного режима, Солженицын поддерживал идею украинских националистов создать своё национальное государство.
Солженицын надеялся, что украинские националисты, отделив Украину, сумеют создать на её территории справедливое демократическое общество. Но уже первые шаги молодого украинского государства показали, что ни о какой справедливости нет речи.
Солженицын увидел, что «националисты с Западной Украины, веками оторванные от остальной Украины, пользуясь переполохом 1991 года и неуверенностью украинских лидеров, стыдливо спешивших отмыться от коммунизма примыканием к накаленному "антимоскальству", — сумели начертать и вменить всей Украине ложный исторический путь: не просто независимость, не естественное развитие государства и культуры в своем натуральном этническом объеме, — но удержать побольше, побольше территорий и населения и выглядеть "великой державой", едва ли не крупнейшей в Европе».
Солженицын стал осознавать, что национализм уже становится главной угрозой для Украины. В 1998 году в своей статье «Россия в обвале» он утверждает, что «по мере того, как украинские националисты разворачивали свою идеологию, в ней брали верх самые дикие крайности трактовок и призывов». Далее писатель приводит примеры этих националистических трактовок: «Мы узнали, что украинская нация — это «сверхнация», она настолько уходит в тысячелетние глубины веков, что украинцем был не только Владимир Святой, но даже, по видимости, и Гомер, — и в подобном духе комично переделываются школьные учебники на Украине, ибо украинский национализм, при столь явном меньшинстве этих националистов, возводится в идеологию всей Украины. Русские отлучаются и от славянства как «монголо-финский гибрид»...
О языковой проблеме Украины
А.И.Солженицын считал русских, украинцев и белорусов единым народом с общим языком. «Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации», писал он в своём обращении к украинцам и белоруссам в 1990 году.
Украинский язык он считал искусственно навязанным юго-западным землям Руси. «Это всё – придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. … В отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами…».
Писатель очень сильно переживал за судьбу русского языка на Украине. В 1994 году, всего через три года после обретения Украиной независимости, Солженицын отмечал уже массовые факты дискриминации русского языка: «…а пока что мы читаем сообщения – то о притеснении русских школ и даже детских садов в Галиции, даже хулиганских нападениях на русские школы, о пресечении трансляции русского телевидения местами, и вплоть до запрета библиотекарям разговаривать с читателями по-русски, — неужто же это путь развития украинской культуры?».
В условиях, когда не только русские на Украине, но «даже этнически украинское население во многом не владеет или не пользуется украинским языком», писатель предвидел, что будут делать местные власти. Им «предстоит найти меры перевести на украинский язык всех номинальных украинцев. Затем, очевидно, станет задача переводить на украинский язык и русских (а это уже — не без насилия)».
А еще через четыре года Александр Исаевич заметил, что все его предвидения, к сожалению, оправдались и дискриминация русского языка на Украине приобрела масштабы государственной политики: «Уже сейчас украинские власти выбрали путь усиленного притеснения русского языка. Ему не только отказали стать вторым официальным государственным, но его энергично вытесняют из радиовещания, телевидения, из печати. Идут чередой должностные увольнения за невладенье украинским. В вузах от вступительного экзамена до дипломного проекта — все только по-украински, а коли терминологии не хватает — выкручивайся. Из школьных учебных программ русский язык — где исключают нацело, где сводят до «иностранного», до факультативного; полностью исключили историю Российского государства, а из программы по литературе — едва ли не всю русскую классику. Звучат такие обвинения, как «лингвистическая российская агрессия» и «русифицированные украинцы — пятая колонна». Дошло до попыток языкового самобегства: перевести украинский язык на латинский шрифт, насмешка надо всей украинской историей».
О внутренних проблемах Украины
Солженицына очень беспокоили искусственно нагнетаемые антироссийские настроения в украинском обществе: «От самых первых шагов создания украинского государства там раздувалась — для укрепления политических рядов — мнимая военная угроза от России. Когда начала формироваться украинская армия — от офицеров при принятии присяги требовали заявить особую готовность воевать именно против России. Угроза войны так жаждалась ими, что достаточно было России заявить лишь о намерении продавать нефть не по дешёвке, а по мировым ценам, — с Украины грозно откликались: «Это — война!!»
Александр Исаевич, будучи глубоко верующим православным человеком, не мог не заметить, что на Украине «…упорно теснят Украинскую православную Церковь, ту, что осталась верна Московской Патриархии, с ее 70% украинских православных».
Солженицын выступил против «оранжевой революции», навязанной Украине в 2004 году с Запада. «Оранжевая революция, как ни смешно — я сам удивлялся, когда она шла — по приёмам своим напоминала нашу Февральскую революцию 1917 года. Представьте себе, это даже трудно себе вообразить: другая эпоха — а приёмы те же!». Он увидел, как недовольные политикой руководства люди вышли протестовать на Майдан, а их активностью воспользовалась политическая оппозиция и захватила власть, тут же забыв об интересах протестующих. И эти же приёмы один в один повторились на Майдане и в 2014 году.
О русских Крыме и черноморском флоте
Из всех украинских проблем для Солженицына наиболее важной была судьба русских земель Украины. В 1994 году он писал: «Беда не в том, что СССР распался, — это было неизбежно. Огромная беда — и перепутаница на долгое будущее — в том, что распад автоматически произошёл по фальшивым ленинским границам, отхватывая от России целые русские области». А в 1998 году он конкретно называет эти земли, «которые никогда до Ленина Украиной не были: две Донецкие области, вся южная полоса Новороссии (Мелитополь-Херсон-Одесса) и Крым… Когда Хмельницкий присоединял Украину к России, Украина составляла лишь одну пятую часть сегодняшней территории».
Очень тяжело писатель переживал передачу Крыма Украине в 1954 году. Ещё живя в Рязани, Солженицын два раза выезжал летом на отдых в Крым и мог сам видеть реакцию крымчан на эту вопиющую несправедливость.
Он возмущался: «Сколькие русские с негодованием и ужасом пережили эту безвольную, никак не оспоренную, ни малейше опротестованную, по дряблости нашей тогдашней дипломатии, в 24 часа отдачу Крыма — и предательство его при каждом потом крымском конфликте. И беспрекословную, без малейших политических шагов, отдачу Севастополя, алмаза русской военной доблести. Злодейство это совершено нашей же выборной властью — однако и мы же, граждане, не воспротивились вовремя…».
«Изживание Черноморского флота из Севастополя» Солженицын называл «низменным злостным надругательством над всей русской историей XIX и ХХ веков».
Когда Солженицын вернулся в Россию в 1994 году, Крым уже был в другом государстве, и ему больше никогда не довелось его посетить. Но, между тем, он неоднократно встречался с крымчанами, беседовал с ними и дарил им свои книги. На одной из таких книг, подаренных симферопольцам, Александр Исаевич написал: «Если крымчане будут стойко стоять за свое русское наследие, то они устоят». И они устояли. Сбылись мечты великого предсказателя. Восемь лет назад Крым и Севастополь вернулись в Россию. Жаль только, что Солженицын не дожил до этого события.
Александр Солженицын был российским патриотом. И за это его не любили и всячески унижали и оскорбляли и новые демократы России, и западные русофобы, и украинские националисты. В одном из своих писем писатель приводит эпитеты, которыми его наградили на Украине. Он старался не обращать внимания на эту истерию, связанную, в том числе, и с его взглядами на взаимоотношения России и Украины. Но, тем не менее, эта тема всегда была для него очень болезненной. Ещё в 1981 году он так сформулировал своё отношение к теме: «...Мне особенно больно от такой яростной нетерпимости обсуждения русско-украинского вопроса (губительной для обеих наций и полезной только для их врагов), что сам я — смешанного русско-украинского происхождения, и вырос в совместном влиянии этих обеих культур, и никогда не видел и не вижу антагонизма между ними... В моем сердечном ощущении нет места для русско-украинского конфликта и, если, упаси нас Бог, дошло бы до края, могу сказать: никогда, ни при каких обстоятельствах, ни сам я не пойду, ни сыновей своих не пущу на русско-украинскую стычку, — как бы ни тянули нас к ней безумные головы».
Но через 17 лет он, уже видя, что творится в современной ему Украине, высказывается жёстче: «При всех этих условиях Россия ни в какой форме не смеет равнодушно предать многомиллионное русское население на Украине, отречься от нашего единства с ним».
Николай Булычёв