Но мы всё равно надеемся. Надеемся и ждём, что вот однажды он настанет – волшебный день долгожданного покоя, когда все дела будут сделаны, долги оплачены, дети выучены, быт организован… И можно будет сесть, наслаждаясь безмятежным покоем и творчеством «чистого разума».
Что-то напоминает, согласитесь?
Мне напоминает притчу про богача, который собрал добро в житницы. Он смог! Он добился идеала: доделал все дела – и сумел наконец-то на законных основаниях отдохнуть, решил, что теперь уж ему всего достаточно, всё хорошо. «Вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись!» (Лк. 12, 16) – сказал было он себе на радостях. Но услышал вдруг: «Безумец! В сию же ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк. 12, 20).
Почему «возьмут», разве такова «месть» Бога? Разумеется, нет! Просто на самом деле таков логический итог покоя – самодостаточность.
Это существование, в котором тебе всего достаточно – и, значит, не нужно Бога. Потому что Бога не может быть «достаточно», жажда Бога не имеет границы насыщения. «У человека в душе дыра размером с Бога»: это, к слову, почувствовал и произнес воинствующий атеист. Собственно, эта духовная по сути своей тоска «по Бозе» и маскируется в нашем сознании под вечное стремление к «прекрасному далеко», которое всё никак не наступит. Жаждем покоя мы в силу этой же духовной сущности нашей – душе нужен покой созерцания Господа своего. Но нет. Здесь, на земле, плач души мы принимаем за что попроще: наверное, просто мебель новую еще не купили, квартиру побольше или домик в деревне. А если б купили – может, и «вот оно счастье, нет его слаще».
Как наглядно это стремление к стабильности (хоть какой-то) и завершенности отражал советский быт: блеск и нищета хрусталя, стоящего в сервантах неизменными рядами – только на праздники!
Но нет. Если ты всё купил, всё построил, всё доделал, всех вырастил и успокоился – успокоил себя, у тебя «всё нормально», тогда вскоре может оказаться, что ты – отрезанный ломоть, отломанная ветка с Христовой лозы. Ты уже сам по себе – и усыхаешь. Точнее, усох бы – но тебе не дадут! Именно ворохом проблем, проблемок, недоделанных дел и неисполненных обещаний тебя будут пинать и шевелить – это такое, от Господа, искусственное дыхание умирающему душой: давай там, живи, шевелись уже!
И ты встаешь, очумелый, смотришь мутными глазами на вызовы нового дня: тут посуда не убрана, там надо пол помыть, здесь три срочных текста даже не начаты, а дети спрашивают, что на завтрак…
Думаешь: «Кто все эти люди, неееет, зачем всё это?!» – а потом твоя кровь делает еще несколько кругов через мозг, взгляд яснеет – и вперед.
Однажды мне довелось записывать интервью с отцом Симеоном (Мазаевым). И он произнес зацепившие меня слова о том, что «человек религиозной культуры – это человек противоположный другому типу, типу мещанина, о котором Пушкин сказал: ‟Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой”. Христианин – это человек пути и цели».
Действительно, именно жизни в пути Бог учил Свой народ ещё до Христа. Исход и странствия, вспоминаемые в еврейских праздниках, показывали: не останавливайся. Ведь остановка сердца – это смерть.
Есть ли здесь какой-то практический вывод? Исключительно практический. Мне изрядно помогает в жизни – самой простой, бытовой её стороне – осознание того, что никогда не наступят волшебные идеальные условия «для мечты и для жизни», в которых можно будет нормально творить, «нормально» молиться, нормально воспитывать или нормально отдыхать, а пока… А пока – ну, какой с меня спрос? Да самый обычный, однако, спрос – и вчера, и сегодня, и в прекрасном далеко, которое абсолютно ничем не будет отличаться от «прекрасного сегодня».
Елена Фетисова,