Фильм вызвал противоречивые отзывы, в том числе и положительные, как вроде бы откровенный разговор киномастера о христианстве и мученичестве. Полагая, что читающий эти строки уже посмотрел фильм и с сюжетной линией знаком, позволю себе остановиться только на тех его моментах, которые взволновали меня прежде всего как христианина.

Поскольку в фильме идет речь о Японии, вспоминается исторический пример проповеди в языческой стране святителя Николая Японского, который прославлен как равноапостольный.

В свое время святитель Николай приехал с разрешения японских властей и выстраивал свою деятельность аккуратно, с огромным почтением к традициям этого народа. Святитель сначала так изучил историю Японии, ее традиции и язык, что среди самих японцев мало кто мог с ним сравниться, и только тогда, в статусе человека, любимого и уважаемого самими японцами, он начал привлекать их к христианству.

Потому и плоды его проповеди неисчерпаемы – это десятки тысяч православных христиан, которые пошли вслед за ним.

Самое большое недоумение в фильме с христианским сюжетом вызывает неоднократная постановка вопроса о необходимости страданий за веру. В размышлениях, словах героев сквозит совершенно противоречащая самому духу христианства мысль о том, что если, принимая христианство, человек не может обеспечить себя жизненным благополучием, а, напротив, оказывается гоним, то оно инородно, не от Бога, а, значит, и не нужно.

И если все понятно с демагогией гонителей, видящих в проповедниках христианства только колонизаторов, то вот боязнь страданий, сопровождающая двух юношей-священников всю канву фильма, заставляет серьезно усомниться в приверженности этих героев христианству. Вспомним возмущенное восклицание главного героя на смерть своего сотоварища-священника, по имени Гаруппа, бросающегося в море вслед за учениками-христианами, казнимыми потоплением: «Зачем, зачем так бессмысленно ты, мой дорогой друг, погибаешь вместе с теми, кто погибает за Христа?!».

Да, как люди мы слабы и боимся скорбей и болезней. Однако, как христиане мы понимаем, что «за Христом-Крестоносцем нельзя идти без креста», как сказал святитель Феофан Затворник.

Понятно, что нам не всегда бывает по силам достойно понести испытания, но что христианство неотделимо от исповедничества и никак иначе не формулирует вопрос о страданиях, - это мы узнаем еще в момент принятия крещения. Именно страдания за Христа и есть исповедование Христа, а не просто именование себя христианином!

Есть в фильме яркий персонаж по имени Кииджиро, увы, очень узнаваемый и в жизни реальной. Кииджиро по обстоятельствам то отрекается от Христа, то кается и получает разрешение грехов у священника. Всю жизнь Кииджиро присущи эти метания, и в итоге связь его со Христом подтверждают только амулетики... Увы, это характерно и для иных христиан дня сегодняшнего.

На мой взгляд, как раз устами Кииджиро озвучивается позиция современных либеральных гуманистов с их приматом благополучия и удобства.

Этот вечный изменник объясняет причины своих метаний примерно так: «Мне не повезло родиться не в свое время! Родись я на полвека раньше, когда не было гонений на христианство, был бы я примерный христианин. Но родился я во времена гонений, вырос, полюбил жизнь и теперь не могу быть христианином, потому что так люблю жизнь и её удовольствия...».

Странное размышление для христианина, который огорчен тем, что он родился в плохое время, если ему приходится ради веры претерпевать скорби! И не с очевидностью ли оно говорит о полном отсутствии в картине не только христианской проповеди, но и вообще христианского мировоззрения, выраженного апостолом Павлом: «Все, желающие благочестиво жить во Христе Иисусе, будут гонимы» (2Тим. 3:12). Другого формата не бывает!

Кульминации картина достигает, когда главный герой вынужден наблюдать мучения своих учеников-христиан, которые могут быть прекращены гонителями в обмен на его отречение от Христа. В подтверждение отречения священнику предлагается наступить на изображение Спасителя и возвести хулу на Богородицу. Падре находится, если можно так сказать, в эпицентре своего выбора, а вместе с падре Родригесом поставлен в такое положение и зритель.

Словом, вроде бы в фильме наступает момент истины, а на самом деле – момент наибольшего лукавства, наибольшей и очевиднейшей подмены: исключительно из гуманных и практических соображений христианину предлагается отказаться от тех обетов, которые он дал при крещении. И вот здесь есть момент, показавшийся мне по-христиански мудрым – это замечание одного из гонителей после разговора со священником: «Он надменный, как и все они, поэтому и этот отречется»...

Падре Родригес отрекается и, мало того, отныне верой и правдой служит японскому правительству, теперь уже сам выявляя и обличая христиан. Но в самом конце фильма, когда бездыханное тело бывшего священника сжигается в бочке, жена тайком вкладывает в его остывшие руки Святое Распятие как знамение того, что вера в их семье не умерла, хотя никаким образом внешне не проявлялась.

А прочитать этот заключительный посыл картины Скорсезе можно следующим образом: в чужой монастырь со своим уставом не ходи; проповедь христианства там, где молятся языческим богам или исповедуют другую веру, не нужна; главный принцип христианина - внутренне держаться за Христа, не забывать Его и верить в то, что Он Бог, а вот внешне можно жить так, как управится, чтобы только избежать страданий.

На мой взгляд, это и есть самая разрушительная идея фильма.

Выходит, картина вовсе не о христианстве, а о том, что нужно искать компромиссы, о конформизме; о том, что человек вполне достойно может жить, если отрекается, но внутри, «в душе» якобы сохраняет свою веру.

И так это все напоминает некую древнюю практику иудаизма, в которой, если обстоятельства вынуждают, можно и отречься – чисто «внешне». Так что, в этом смысле, фильм «Молчание» скорее проповедует такой подход, воодушевляя отречься от всего святого, лишь бы избежать страданий вопреки слову Господню: «Претерпевый до конца, той спасен будет»...

Игумен Лука (Степанов), газета "Логосъ"