Если для кого-то дом – это место отдыха, то для Сергея Иннокентьевича – это еще и импровизированная мастерская. Прямо в гостиной мастер создает свои работы. Передо мной стоят две из них. Первая вдохновлена архитектурным ансамблем в Кижах, другая – Макарьевской часовней в селе Федоровское в Архангельской области. Остальные свои работы Сергей Иннокентьевич раздарил друзьям и знакомым.

Точной копией шедевров, по словам самого мастера, работы назвать нельзя. При их создании он больше ориентируется на свое собственное восприятие памятника архитектуры, а не на его конструктивные особенности. Кроме того, работа над моделями храмов ведется без единого чертежа.

– Угадываю пропорции визуально. Пока не ошибся, – улыбается Сергей Иннокентьевич.

Модель, прообразом которой послужила Макарьевская часовня, Сергей Пузырев возводил, также полагаясь на свои собственные эстетические соображения. Где-то автор изменил пропорции элементов, где-то и вовсе придал конструкциям другой вид. Но, по мнению Сергея Иннокентьевича, все эти моменты не так важны.

– Человек будет смотреть на общую форму. Детали он забудет. Такая уж у него особенность, – считает мастер.

Отец Сергея Иннокентьевича родом из Забайкальска, мама – из Мордовии. А сам он провел детство в поселке Шахтерском. Как и все дети, он что-то мастерил из подручных материалов, но о своем будущем ремесле задуматься и не мог. Лишь восхищался одним из сверстников, у которого, по его словам, был большой талант. Пока все наскоро делали для игр лук и стрелы, тот делал целый арбалет, отработанный до мелочей. Были и «игрушки» еще сложнее – например вертолет с вращающимся от дуновения ветра пропеллером и мотором внутри. Жаль лишь, что в один из дней во время игры он улетел неизвестно куда.

Создание моделей храмов случилось спустя много лет после времени этих воспоминаний. По ярким впечатлениям от архитектуры увиденной церкви в одном из сел, которое посетил когда-то в «звездном» походе, только в начале нулевых годов Сергей Иннокентьевич пришел к претворению в жизнь своего первого замысла. Дебютную работу он подарил газете «Благовест» на ее юбилей.

Профессиональный мастер никогда не занимался ни строительством, ни проектированием. Сергей Иннокентьевич в прошлом офицер. А деревянное зодчество стало просто его необычным увлечением. Хотя просто ли?

Создавались рязанским мастером и модели церкви, когда-то построенной в далеком и уже исчезнувшем городе Зашиверске (от сибирского диалектного «шиверы» − пороги). Появился он в результате трудного и долгого освоения русскими Сибири. Здесь располагалось целое поселение, была построена церковь в лучших традициях деревянного зодчества. Но случилась беда – в город пришла страшная эпидемия, истребившая почти все население. К счастью, церковь в нем сохранилась, и спустя годы ее смог обследовать Александр Викторович Ополовников – ученый, архитектор и реставратор. Дефицитная книга Ополовникова однажды чудом попала в руки к Сергею Иннокентьевичу, который на тот момент уже занимался своим ремеслом, и еще больше вдохновила его на создание новых моделей. В том числе и миниатюры зашиверской церкви. К слову, этот памятник архитектуры перенесли в один из областных центров, где он гордо напоминает о таланте былых зодчих.

Сергей Иннокентьевич невольно поддается грусти об ушедшем теперь исконно русском деревянном зодчестве и утерянном стремлении к духовности.

– В Зашиверске, например, нет хорошего строевого леса, то есть люди на себе везли этот самый лес, чтобы построить храм. Ладно бы частокол или смотровые башни… Казалось бы, сделай в любой избе уголочек – и помолись. Но нет! Нужен храм.

Теперь уже нет тех мастеров, а их наследие в виде каких-то документов не сохранилось. Технология выполнения работ по возведению деревянных конструкций сейчас уже не соответствует той, что была раньше.

Особенно рязанский зодчий подчеркивает тот факт, что люди стремились к красоте («Не просто ящик сколотить – ящик должен быть красивым!») и не забывали о композиции застройки: в деревне свои особенности при возведении зданий и сооружений, в городе – свои.

Современная урбанистика в Рязани не вызывает у Сергея Иннокентьевича приятных чувств.

– После войны людей нужно было обеспечить самым необходимым – жильем. Поэтому строили бараки. Я был свидетелем этого. Но какую архитектуру может воспринимать человек, выросший вот в таком бараке? Также и люди, выросшие в высотках. Это тот же современный барак.

Главной задачей в развитии города мой собеседник считает не становление его центром туризма и привлекательным местом для путешественников, а создание того образа Рязани, которым жители могли бы гордиться. А реставрацию, по его мнению, нужно проводить не отдельными фрагментами, а в комплексе.

Свое творчество Сергей Иннокентьевич также направляет на сохранение исторической памяти о шедеврах русского зодчества и мировой архитектуры, об их истинном назначении.

– Кто-то посмотрит на эту работу и спросит: «А что это за домик такой?», «А тут что, Богу молились?», «Какому Богу?» и так далее. И узнают, что есть Иисус Христос и Он людям помогает.

Когда мы начали разговор о вере, я сразу же вспомнила о насаждаемом всем в Советском Союзе атеизме, но Сергей Иннокентьевич тут же дал мне рекомендацию:

– Не верьте!

– А как же научный атеизм в институте? – вновь вопрошала я.

– Ну и что? – с легкой улыбкой отвечал мне рязанский мастер.

По воспоминаниям Сергея Иннокентьевича, встречи с религией случались у людей часто. Когда он учился в начальной школе, перед Пасхой по поселку ходили старшеклассники и рассказывали детям о Боге. Но те их просто не понимали в силу своего незнания. Кроме того, многие пожилые люди верили в Бога, и их все уважали и никогда не насмехались над чьей-то религиозностью.

Любопытно, что первые воспоминания Сергея Иннокентьевича связаны именно с церковью и ее Таинствами. В возрасте около двух лет в его жизни случилось первое причастие.

– Наша соседка, бабушка Паша, была из дворян, но жила просто. Весь угол дома от пола до потолка был увешан иконами. И она ездила в церковь, которая была очень далеко от нашего поселка, – в городе Ефремов. Соседка и сказала моей маме, что меня надо причастить. Я помню, как мы ехали в церковь, даже как на гору поднимался автобус. Помню саму церковь, народ, который там молился.

Помню, как вдруг надо мной склонился такой бородатый мужчина, как я уже осознал позже, причастил меня. Я раскричался и выбежал из церкви. И все меня ловили. Помню очень хорошо, как я забежал в какую-то заброшенную часовенку. И потом меня только нашли.

Недавно проездом они с женой оказались неподалеку от малой родины Сергея Иннокентьевича. Там на одном из кладбищ нашли могилку отца Михаила – батюшки, когда-то служившего в ефремовской церкви.

– Неподалеку от кладбищенской церквушки мы встретили женщину, по-видимому, работавшую в храме. Я спросил ее об отце Михаиле. А она мне в ответ: «А вы – Пузырев? Это вы с тетей Пашей к нам ездили?» Не знаю, как она меня узнала спустя столько лет, но, видимо, как-то угадала.

В более зрелом возрасте знакомство с храмом у Сергея Иннокентьевича произошло не столько по воле сердца, сколько из любопытства.

В Караганде он служил в одной из частей по управлению космическим аппаратом. И внимание всех живущих там людей особенно привлекали баптисты, которые с песнями и плясками врывались в город и проповедовали свою веру. Чем занимаются они, люди видели, а вот что из себя представляет Православная Церковь, не совсем понимали. Поэтому из любопытства Сергей Иннокентьевич и его товарищи поехали в один из храмов и буквально завалили местного батюшку вопросами о христианстве.

С любовью показывает мне Сергей Иннокентьевич каждый лемех, каждый элемент своих самодельных храмов. С любовью даже не к своим собственным работам, а к деревянному зодчеству, как к ремеслу и виду искусства.

– Вот это – настоящая осина, – показывает Сергей Иннокентьевич на купола храма, который он сделал, вдохновившись ансамблем в Кижах. – Вот если мы с вами встретимся через сто лет, маковки станут темно-серебристыми. Как у настоящих.

Способы создания своих работ Сергей Иннокентьевич придумывает сам, хитро приспосабливая для этого простые инструменты. К сожалению рязанского зодчего, хороший пиломатериал в Рязани найти сложно. Но такие трудности не страшны, когда есть желание создавать что-то своими руками.

Ремесло рязанского самородка – это пусть и не такой масштабный, но вклад в сохранение деревянного зодчества и даже храмостроительства.

Из мастерской Сергея Иннокентьевича я выхожу в обычный рязанский двор, над которым возвышаются пара-тройка многоэтажек. Окинув их взором, я вновь вспомнила слова рязанского мастера об утрате самобытного подхода к градостроительству, о тяге наших предков к красоте. И искренне пожелала, чтобы деревянное зодчество когда-нибудь вернулось из маленьких уютных мастерских в большие города.

Записала Марина Евдокимова, газета "Благовест"