Вообще раньше, когда я думала про веру и дела, я скорее представляла себе формулу «ora et labora» – молись и трудись. Мол, нужна вера, выраженная в какой-никакой молитве, и дела веры: помощь ближним.
Но когда прошел неофитский пыл, оказалось, что, помимо «больших» дел, молитва и чтение духовной литературы – это теперь тоже про труд. Если раньше читать вечернее правило, Псалтирь и Евангелие тебе просто нравилось и не составляло никакого труда, то постепенно стало «меньше времени», начало ускользать внимание, появилась тяжесть.
Но, рассматривая молитву как проявление веры, ты думаешь: «Ну, послушание превыше молитвы и поста, а мое послушание – дети». И: «Главное – личное, сердечное чувство к Богу, внутренняя память о Нем, а не ровно 15 минут перед иконами». Поначалу и первое, и второе – верно, и священник на исповеди поддерживает.
К тому же у меня был отрезвляющий опыт общения со сверх-строгими семьями, где всё очень правильно и по Уставу, но где при этом со временем у детей начинались серьезные неврозы, семью накрывал кризис… Я думала об этом и решила, что опасно перегибать палку.
Так вот, сильно урезав правило и ослабив посты, поначалу ты много и искренне в мыслях собеседуешь с Господом, много по мелочам радуешься и благодаришь, в то время как формальная сторона религиозной жизни постепенно всё больше растворяется, держась лишь на посещении воскресных служб и кратких молитвах с детьми. Даже Евангелие однажды ты забываешь открыть. Потом еще раз, и еще.
А в какой-то из дней, стоя у плиты, ты вдруг понимаешь, что с самого утра не сказала Богу ни слова. Не вспомнила про Него (хотя и отредактировала уже целых два просветительских текста в православной газете).
Но всё еще кажется, что заблуждения типа «Бог-в-душе» – это не про тебя, ведь ты все-таки ходишь в храм, исповедуешься и причащаешься. Ну да, вечернее правило то детское, то и вовсе «большое афонское» (это шутка такая бородатая про «один земной поклон во всю кровать»). Ну да, Евангелие почти не открываешь. Раньше помнила целыми страницами, а теперь подзабыла даже некоторые сюжеты. Ну, это же просто «некогда», это ж временное явление…
А потом еще спустя время ты вдруг мельком в зеркале видишь странную насупленную тетку… Себя? Да неужели?! Пора купить крем от морщин? И вспоминаешь: «У кого на сердце мир, у того и лицо цветет». И понимаешь, что ты весь день ходишь с плотно сомкнутой челюстью и нахмуренными бровями. Потому что на сердце – что?
Оказывается, давным-давно куда-то улетучилась былая легкость сознания: «Ей, Богу содействующу!», то есть «Господи, помоги, – прорвемся», с которой ты жила в самых разных условиях легко и в общем-то радостно. Зато появился ворох новых, каких-то бестолковых и мелких попечений, которые на полном серьезе заставляют тебя переживать, беспокоиться, срываться на детей («Отвлекают!»).
Ты можешь часами прокручивать в голове мысли про летнюю обувь детям, про цвет стен для ремонта и какие-то мелкие в сущности «неправильности» в поведении домочадцев. Много и иногда даже «продуктивно» внутренне беседуешь – но уже не с Богом, а исключительно с собой. И тебя, оказывается, всё гнетет, утомляет, пугает… Потому что ты как-то незаметно лишилась взгляда с высоты птичьего полета – высоты веры. И копошишься в земном прахе третьестепенных попечений и в страхах, о которых сказано: «Тамо убояшася страха, идеже не бе страх» (Пс. 13: 5). Ведь твоя вера на практике – мертва.
Нет, ты по-прежнему веришь в существование Бога и во все пункты Символа веры. Но умер опыт веры: теплое чувство Его Благости и вездеприсутствия, Его непосредственного участия в твоей жизни.
Умирает опыт веры: теплое чувство Благости Божией, непосредственного участия Господа в твоей жизни
В параличе вера Богу. Оказывается, она умирает даже не от отсутствия масштабных и ощутимых дел, вроде благотворительности. Она медленно и незаметно тает без подпитки малыми делами веры: побороть лень к освежению в памяти слова Божия, почитать молитву и что-то более серьезное на духовную тематику, чем посты в православной группе.
Я сейчас не говорю про кризисы и потрясения – особые испытания, в которых человек может надолго «закрыться» от Бога, и это всё-таки другая история. Я про будничное, рутинное таяние духовного опыта, которое идет незаметно, но может завести далеко.
В обыденной жизни христианина есть, видимо, две крайние точки амплитуды: неофитский энтузиазм и постнеофитский нигилизм. Первая точка дает опыт горения веры, а часто и опыт настоящих чудес, ощутимой помощи Божией, опыт окрыленного труда. Вторая – дает познание своего несовершенства и потому снисхождение к ближним, учит больше не размахивать шашкой «праведного обличения» и избавляет от «несьм якоже прочии».
Но чуть перегнул палку, вылетел за пределы амплитуды – и покатился уже неизвестно куда. Не так давно в одной закрытой православной группе жена бывшего сельского священника рассказала страшную историю. Супруг ее как-то постепенно сократил службу до невероятных величин (село же, прихожан мало, «что стоять»), затем отменил дома посты, забросил чтение – увлекся играми… И так исподволь, незаметно стал неверующим. Совсем.
Так что наша задача, оттолкнувшись от обоих полюсов (и неофитства, и постнеофитства), все-таки прийти, как тормозящий маятник, к некоей золотой середине. Ну, или хотя бы раскачиваться где-то около середины. Это когда ты уже понимаешь, что «правило для человека, а не человек для правила» – но знаешь уже и то, что раз установлено это самое правило для человека – значит, очень даже полезно им воспользоваться, пусть не полностью и с рассуждением.
Елена Фетисова,