А ещё Андрюшка (звали его именно так или другим уменьшительно-ласкательным именем даже в подростковом возрасте) всегда вёл себя как девчонка. Он не только говорил манерно, как говорят только девочки, но мог устроить настоящую взрослую истерику, причём из-за полного пустяка, наподобие «почему много лука в супе». После этого он часами не мог успокоиться, долго всхлипывая и дрожа всем своим тощим телом.

Во дворе, где мы росли вместе, очень не любили особенных и необычных. Их не просто преследовали и били – их затравливали, не давая проходу и подкарауливая после школы. Иногда и мне доставалось, но не сильно, так как я всегда мог постоять за себя и, как минимум, дать сдачи, а то и сам, откровенно говоря, незаслуженно обидеть ближнего.

Удивительно, но в этом мире детской и подростковой жестокости, где за новую кепку или стрижку было принято отвешивать добродушный «фофан», где не то, что белой, даже серой вороне было бы трудно выжить, – Андрюшку никто никогда не трогал. Почему не трогали, мы как-то особенно и не задумывались. Просто что-то не позволяло даже помыслить об этом, хотя он не был ангелом и иногда даже сам мог задираться, по-девчоночьи обзываясь, например.

Понимая, что мужчине, пусть и маленькому, не пристала сентиментальность, мы не говорили об этом: почему всем можно «фофан» и «пендель», а ему – нельзя. Мы просто понимали, что у него нет того, кто есть почти у каждого – папы.

Раздражительного, выпивающего по выходным – даже такого нет. Даже без автомобиля и горы мускулов... Нет у него никакого папы. И вот это не умещалось в наших глупых, дебелых, а иногда жестоких маленьких сердцах.

Паренька баловали. Раньше всех во дворе у него появилась приставка «Денди», видеомагнитофон с велосипедом и прочие атрибуты детского счастья. Мама, видимо, неплохо зарабатывала. «Сидеть» с ним помогала единственно невыдуманная огромная бабушка, с трудом помещавшаяся в лифт и готовившая ему тот самый злополучный суп, в котором было слишком много лука.

Много лет я не видел моего героя, пока однажды не явился в военкомат по повестке. При прохождении комиссии, в огромном коридоре, наполненном голыми призывниками, в самом дальнем углу сидел он – бледный и несчастный. Андрюха вытянулся, торс его оброс волосами, прямо-таки шерстью, но с первого взгляда было понятно, что он остался таким же ранимым, дрожащим и в общем-то несчастным асоциальным ребёнком, у которого было всё, но не было папы.

Я теперь часто вспоминаю эту недавнюю, в сущности, историю про несчастного парня, которому в жизни пришлось и ещё придётся гораздо труднее, чем мне, выросшему в полной семье.

Вспоминаю как один из пастырских аргументов, обращённый к ведущим «вольный» образ жизни юношам и девушкам, не задумывающимся о последствиях своего распутства, а отчасти и к супругам, собирающимся развестись и не желающим понимать, что в их конфликте всегда присутствует третья сторона, невиновная совсем, – дети.

Пожалейте маленького человека, столь зависящего от вас! Уймите свою гордыню и не лишайте его, даже частично, мамы и папы! Помните, что у вашего будущего или нынешнего чада тоже есть право на счастье…

Священник Димитрий Фетисов, газета "Логосъ"