Когда в вагоне пассажиров - как сельдей в бочке, то вопрос решится быстро и совсем не милосердно. Над шутником или несчастным сумасшедшим на ближайшей станции немедленно совершат акт коллективного «экзорцизма» по принципу «свистуна - на мороз». А все потому, что не мычание или гавканье, а именно речь, слово - отличительная особенность человека. Говорят лишь люди. А потому человек, потерявший способность адекватно выражать свои мысли, вызывает у других людей ужас.

Что бы не считали зоопсихологи, дар слова – это нечто коренное, иррациональное для животного мира. Кто знает, может быть, именно из-за слова животные по-особому относятся к нам? Они остро чувствуют некий скачок качества, иноприродность дара слова. Это не удивительно. Слово человеческое, подобное Слову Божию, неразрывно связано с «отцом» слова – человеческим разумом.

Но, даже обретая звуковую вербальность или буквенное наполнение, человеческое слово не отделяется от человеческого ума и человеческой личности. Не отсюда ли поговорка «Слово – не воробей?».

Слово не творится в уме, как табуретка в руках мастера. Оно – рождается, тем самым выражая, если хотите - «манифестируя» природу ума. Акт творчества начинается тогда, когда слово начинает соотносится с окружающим миром.

Поэтому так трагично, например, заикание или инсульт – слово рождено, но что-то мешает ему проявиться в творчестве, а самое главное – явиться в мир как «хорошо весьма». Перед творчеством слова – плотина. Ведь рожденное в уме, слово обращено к уму ближнего. Для этого невещественное еще слово становится вполне вещественным кодом – звуковым или буквенным. Но сама природа слова при этом остается неизменной тайной. Так Слово Божье для того, чтобы вступить в контакт с людьми, становится Человеком – как сказано в Символе Веры, «вочеловечивается»: «И Слово стало Плотью, и обитало среди нас, полное Благодати и Истины» (Ин.1:14).

Наверное, именно поэтому христианская культура так ответственно относится к слову. Птица сколько ей угодно может свистеть, корова мычать, а собака лаять. Но человеку стоит задуматься о последствиях своего слова. Ведь оно тоже «плоть бысть». Какой результат даст «вочеловечивание» твоей мысли? Словом ты можешь вылечить, и словом – убить. Словом можешь утешить. Словом ты - именно ты! - отдаешь приказ о начале войны – пусть не глобальной, а так – в собственной семье. Но от этого война не становится менее страшной. Словом ты можешь призвать ребенка к целомудрию и ответственности. Словом – его развратить. Словом выражается глубинная суть человека – его вера.

Мне больно смотреть телевизор и пролистывать газеты. Какой поток слов!

На первый взгляд он кажется пустым, ветром, дрожащим в струнах, ревом двигателей стартующего истребителя. Но за каждой пустой фразой - реальность. И эта реальность – страшна. В ней нет веры, нет Христа, нет ответственности в самом высоком смысле слова! В этом словесном шуме нет Истины, Пути и Жизни. А значит – есть нечто другое. Это вечное сомнение, «блуждание в трех соснах» и уничтожение человеческой мысли. Слово перестает быть манифестом ума, превращаясь в свист, мычание и гавканье. Это – выражение мечты поколений и поколений диктаторов: сделать человека послушной скотиной – без мысли, души и веры.

В начале 20-го века поэт Николай Гумилев очень точно выразил антихристианское отношение к слову. И прежде чем каждый из нас – ты и я - задумаемся о глубинном значении слова, я бы хотел процитировать это гумилевское стихотворение целиком. И пусть оно станет судьей бесчисленным ток-шоу, рекламе и лжи, которые мутным и зловонным потоком изливаются на современного человека. Ты – не птица, не корова и не собака. Именно слово делает тебя - человеком. А потому ты дашь за него ответ. Но уже перед другим – Высшим Судом.

Александр Ильинский

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.

Николай Гумилев