Совсем недавно весь мир в режиме прямой трансляции на порталах интернета, новостных лентах и телевизионных каналах мог наблюдать, как горит главная христианская святыня Франции – собор Парижской Богоматери. И чтобы это не было – нелепая случайность, теракт или поджог – эта беда стала зримым символом тех перемен, которые происходят в западноевропейском обществе. И пожар собора Нотр-Дам в Париже не одинок. Только в одной Франции за 2018 год было подожжено или осквернено около пятидесяти христианских храмов. Европа меняется. И меняется не в лучшую сторону.
Центральный вопрос, который можно задать: что, собственно, происходит? А главное: почему? Что подтачивает внутреннее равновесие Старого Света? Чтобы ответить, придется немного углубиться в европейскую историю последних пяти столетий.
На протяжении почти 1500 лет христианство было той силой, которая объединяла Европу в единый монолит. Церковь кропотливо занималась образованием народа, мирила королей и давала направление развитию культуры. Напомню, что в XVI веке случилось то, что назвали Реформацией. Христиане Западной Европы разделились на католиков и протестантов. Это разделение породило не только яростные войны, которые с переменным успехом длились более ста лет. В эту эпоху родились наука и книгопечатание, определившие развитие всей цивилизации. Книгопечатание распространяло научные достижения с невиданными до той поры скоростью и объемом.
Реформация заставила задуматься большинство европейских монархов о том, как заставить мирно сосуществовать разные христианские деноминации в одном государстве. Просто для того, чтобы подданные не истребляли друг друга, а приносили монарху доход. Выход казался закономерным: выбор религии сначала стал делом общины, а потом – и личным выбором каждого. При этом высшим судьей в религиозных спорах было признано государство.
Мало того, если человек имеет право выбирать религию, то почему он не имеет право вообще не верить в Бога? Еще как имеет! В XVIII веке энциклопедисты облекли безверие в наукообразную форму, сделав атеизм модным достоянием широких кругов образованного населения Европы. Свободу конфессионального выбора начали понимать как свободу от любой формы зависимости. Если свергли Бога, почему нельзя свергнуть короля? Формула «Свобода, Равенство и Братство» трехцветным знаменем поднялась над Великой Французской Революцией. Вслед за монархией были низвержены французское дворянство и Церковь.
Обуздавшему революционную вакханалию Наполеону оставалось только вообще вывести христианство за рамки государственных законов, которые стали регулировать все сферы человеческой жизни. По сути, «Кодекс Наполеона» - первое атеистическое законодательство в мире. И первый пример абсолютного главенства государства над человеком. В том или ином виде оно было принято к концу XIX века всеми европейскими странами. Роль религии была сведена, по меткому выражению Карла Маркса, к роли «опиума» - успокоительного средства для беднейших слоев населения. Опиум в его время был успокоительным для богатых, а религия – для бедных.
Таким образом, христианство, бывшее стержнем развития европейской цивилизации на протяжении полутора тысяч лет, было поставлено «за скобки» и отправлено в «гетто» беднейших кварталов европейских городов. Соответственно, с ростом благосостояния уменьшалась и роль религии. Для людей богатых вера в Бога стала синонимом отсталости. Получили широкое распространения оккультные системы, тайные мистические общества, философские нерелигиозные системы и просто – безверие. Христианство перестало быть душой цивилизации, а новой верой Европы стала абсолютное главенство государства над человеком и «новая Троица»: Закон, Целесообразность и Прогресс.
Казалось, Первая мировая война разбила этот европейский идол вдребезги.
Что это за Прогресс, если главное его достижение - смерть миллионов людей? Где Закон, когда человек называет другого человека «врагом» и безнаказанно убивает? В чем Целесообразность, если целые империи с грохотом разваливаются на куски?
Богатые давно потеряли веру в Бога, а бедные ее теряли сейчас. Слишком много ужасов обрушилось на головы европейцев. «Как Бог мог допустить гибель миллионов и миллионов христиан? – задавались вопросами они. - Как Он мог допустить слезы матерей и детей, газовые атаки и всеобщее зверство?»
Люди забыли, что не Бог вкладывал снаряды в дула орудий. Не Бог грабил и уничтожал беззащитных жителей оккупированных городов. Не Бог загонял женщин и стариков за заборы с колючей проволокой. Это делали сами люди. Гвоздь в гроб идеи наполеоновского главенства государства над человеком вбил фашизм, чей омерзительный оскал заставил отшатнуться от себя всех думающих людей Старого Света. И вполне логично, что после окончания Второй мировой войны высшей ценностью Европы стало не государство, а человеческая личность. «Свобода человека абсолютна», - провозгласил философ Поль Сартр. Европа просто переметнулась из одной крайности в другую.
После войны на фоне кризиса культуры, эстетики и идеологии тон в интеллектуальной жизни Запада стали задавать откровенные маргиналы. Понятно, что, если абсолютная ценность – человеческая личность, значит, такой же абсолютной ценностью являются все проявления этой личности. Даже самые отвратительные. Нет никаких запретов: все, что естественно – не безобразно! Что безобразно – нормально для свободного человека! Согласно философии Мартина Хайдеггера, главная проблема и забота человека состоит в том, чтобы отстоять свою идентичность. А потому – будем отстаивать безнравственность, наркотики, алкоголь и нецензурную лексику! Ханжескую мораль – в помойку! Патриотизм – в мусорный бак! Семью – на свалку истории! Свободной личности дозволено все!
Ударившаяся во все тяжкие молодежь начала бунт против самого государства как главного ограничителя индивидуальной свободы. Очень скоро этот молодежный мятеж был обоснован представителями Франкфуртской философской школы Адорно и Хохаймером.
Долой буржуйскую эксплуатацию человека человеком! Даешь «неореволюционизм» законного права каждого человека на удовольствие! Работа на работодателя – ограничитель для развития личности!
А если ты не хочешь работать, то кто тебя должен кормить? Кормить «униженных и оскорбленных» обязаны богатые, как спустя три года блистательно доказал Роулз в своей «Теории справедливости». Они же должны защищать маргиналов от гнева работяг. Ведь если человек - абсолютная ценность, абсолютной ценностью является и его право на лень.
И понеслось! Начался усиленный поиск тех, кто нуждается в опеке и защите. Косо смотрят на гомосексуалистов? Защитим их от агрессивного большинства! Они – люди, а потому имеют полное право на свободу выражения своих чувств, заключение брачного союза и воспитание детей. Феминистки требуют полноценной жизни вне брака? Пожалуйста! Брак в наше время не обязателен, он атавистический рудимент буржуазного общества – живи, с кем хочешь и как хочешь. Тебе помогут!
Результатом стал рост внебрачных детей и демографический спад в Европе. Если говорить прямо – Европа начала вымирать. Ведь «свободной» женщине в одиночку, даже с пособием от государства, сложно вырастить больше одного ребенка. Да и некогда – надо делать карьеру.
Одним из проявлений европейской катастрофы стала деградация культуры. Достаточно посмотреть на полотна Леонардо да Винчи или фрески Боттичелли, а потом перевести взгляд на музейные экспонаты, представляющие современное искусство, чтобы осознать уровень этой деградации. Истоки ее понятны. Культура – это некая атмосфера, аура вокруг культа. Европейская культура черпала вдохновение из культа христианского богопочитания, она была христоцентрична. Оторвавшись от религии, культура очень быстро выродилась в бескультурье.
И подобных примеров того, как вроде бы правильные мысли и побуждения «сошли с ума», можно привести слишком много.
На этом фоне государственной поддержки абсолютной вседозволенности в Европу хлынули эмигранты.
Сначала - из стран Третьего мира, некогда бывших колониями Старого света. Европейцы с удовольствием пустили жителей Африки и Азии, которые тут же компактно заселили пригороды больших городов. Теперь принимают беженцев из развороченного американцами Ближнего Востока. И если раньше можно было надеяться на ассимиляцию приезжих, ныне ни у кого не осталось иллюзий. Турки, пакистанцы и алжирцы не становятся французами, немцами или англичанами. И не оттого, что не хотят. Не потому, что они – плохие и некультурные ребята. И не по той причине, что привыкли жить на государственное пособие, при котором работать просто незачем. Ответ прост. Ассимилировать и включить в себя любое количество приезжих может только сильная культура. А культура Европы, отвернувшейся от веры – слаба. Она словно красивая обертка от конфеты, которой давно нет. Европейская культура лишилась главного: веры.
Христианство веками было сутью европейской цивилизации. Теперь же Европе просто нечего предложить беглецам из стран Ближнего Востока, кроме чизбургеров. Но ведь «не хлебом единым жив человек», как говорит Евангелие! Чизбургера для человека мало! Личность живет духовными запросами, жаждой Бога. Без духовной жизни человек не более чем двуногое животное. Люди, приехавшие из стран, где религия определяет жизнь, животными быть не согласны. Ницше и Сартру они предпочитают Мухаммеда и мусульманских богословов. Наркотикам и алкоголю – трезвость. Внебрачному сожительству – религиозный брак. А потому, если у коренных европейцев рождаемость падает, то у эмигрантов просто бьет все рекорды. При сохранении тенденции, через пятьдесят лет более половины жителей Франции и Англии будут этническими арабами. И, соответственно – мусульманами.
Природа не терпит пустоты. Духовная природа в том числе.
На место бездуховного вакуума всегда приходит духовность. В случае Европы – духовность мусульманская. А потому правнуки тех, кто потерял веру и превращал церкви в пивные бары, будут ходить в мечети.
Происходящая на фоне континентальной духовной аморфности интервенция радикального ислама стала сюрпризом для правящих элит Западной Европой. Атеистическим обществом проще управлять и манипулировать, чем людьми, которые придерживаются четких этических и религиозных принципов. Поэтому изначально была сделана ставка на то, что эмигранты после «мультикультурной» обработки превратятся в атеистов и будут подобно остальным европейцам законопослушной денежной «дойной коровой». Эта ставка провалилась. Европейские правительства и корпорации стали осознавать, что радикальный ислам может очень быстро привести к потере власти и доходов. Если процесс нельзя остановить, его можно пытаться контролировать. На наших глазах происходит постепенный отход от политики мультикультурности в сторону «приручения» радикалов через Исламские центры. Экстремистов «усиленно кормят» и старательно закрывают глаза на их «шалости», как это систематически происходит в Великобритании или Германии. Если говорить прямо – правительства сделали ставку на мягкое, под контролем государства, омусульманивание европейцев.
Единственным последовательным противником данной политики является Католическая Церковь. Но в условиях тотального господства либеральных надгосударственных структур, мнение католиков игнорируется, храмы отдаются под мечети, публичная демонстрация христианских символов подвергается запретам. И самым страшным кошмаром для любой западноевропейской страны сейчас является то, что европейцы вдруг очнутся, оглянутся вокруг и начнут протестовать. Ведь не все из них согласны забыть о своем происхождении! Катализатором для начала подобных протестов может быть любая информация, подобная просочившейся недавно в Великобритании новости об изнасилованиях тысяч британок. И тогда может начаться кровавая баня, по сравнению с которой Русская революция 1917 года – детская шалость…
Перед нами – уже не закат, а смерть старой доброй Европы, для которой такие понятия как «общечеловеческие ценности», «демократия» и «права человека» стали не более чем оружием пропаганды для прикрытия одного: власти денег. И страха, что с этой властью неизбежно придется расставаться.
А для нас это повод задуматься: нужна ли нам такая дорога отказа от своей души и самоуничтожение? Именно ее нам сейчас навязывают «гуманные» европейские политики через инструментарий экономических санкций и политическое давление. Или нам нужен путь веры и гармоничного строительства страны, в основе которого лежат столетия русского опыта сосуществования религий и культур? Выбор и ответ на эти вопросы зависит от каждого из нас. Но я верю, православная Россия выберет дорогу – правильно.
Александр Ильинский