Так зарастают бывшие барские усадьбы. Остатки дворянских гнезд укрыл непроходимый вишняк и колючий терн. В нем прячутся соловьи и лисы. Странно думать, что здесь когда-то кипела жизнь, танцевали мазурку, писали письма, вешали картины и играли рояли.

В этих местах реальность перетекла в иное измерение, как песок через горловину песочных часов.

На нашей даче открывается такая же горловина, перепускающая миры в реальном времени.

Пришли в домик и стали пить чай со смородиновым листом и закусывать шоколадным пряником. И стало вдруг не себе, потому что почувствовал, что душа без спроса утекает в другой мир.

По радио сказали, что Россия на пороге войны. По телефону доктор сообщил, что пора ложиться в больницу. И сам я вспомнил, что проходит месяц и надо платить налоги и сдавать проекты. Как больной зуб ноет память о сломанной машине

Но душа, слегка извинившись, повернулась и порхнула в мир запаха сирени, мерцающих ландышей и трелей соловья. И тревога стала бледнеть, как моль на солнце, и постепенно растворяться.

Я позволил душе пойти дальше. И она потекла в мир, похожий на мир утреннего алтаря.

Однажды зимой, ты первым приходишь в храм. Отпираешь высокие и тяжелые двери и погружаешься в тень храма, насыщенную запахом ладана. Под пристальным перекрестным взглядом святых проскальзываешь в алтарь. Первые тихие лучи утреннего солнца дрожат и, медленно качаясь, переходят с предмета на предмет. В тишине, играющей светом, неспешно, с радостью начинается служба Богу

Так и под сиренью душа ныряет в мир, в котором, кажется, нет зла. Там тихо и спокойно. И приходит мысль о том, чего стоит тот мир, где людей иссушает тревога, напряжение и смерть. И думается: а почему бы на все это не махнуть рукой, как Диоклетиан, который на склоне лет бросил престол императора Римской империи и принял огород с капустой?

Угодна ли Богу капуста и дзен на русских равнинах? Наверное, нет. Нет Царства Божия на земле.

Это просто душа балует. И в этот сад придут тревоги и болезнь, потому что ни ангелам, ни бесам прописка не важна. Они придут точно в том составе, в каком они всегда ходят за нами в городе.

Горловина песочных часов пространства не работает при жизни и кончается тупиком. Она включается только при смерти. Но из замочной скважины струится свет и слышны голоса. Как маленькие зеркала, эти звуки отражаются в соловье, а свет принимается сиренью и ландышами. Но и этого отражения достаточно для того, чтобы прошли страх и усталость

В запахе сирени присутствует какая-то присадка, делающая наш тревожный мир более пресным. Она лишает его звонкой радости. Запах сирени, словно противоядие боли жизни. В нем есть нечто, что уводит сердце к небу.

Сирень отцветает быстро. Быстро сохнут ландыши. И это хорошо, потому что, если бы все время был цвет, мы бы устали от него. И нам бы надоел этот навязчивый запах. И, быть может, мы бы навсегда влюбились в эту бесплодную жизнь. Так же быстро проходит утренний луч по алтарю, чтобы, исчезнув, напомнить о другом Луче, который вскоре коснется вина и хлеба.

Цветение — это эфирная волна, приходящая из рая. Она вмиг поднимает нас, как щепки, вверх, чтобы мы увидели берег, и тут же опускает вниз, чтобы мы увидели бездну моря. Все в один миг.

Слава Богу, душе там быстро наскучило. И меня, и землю ждет время плодов. Хорошо устроил Бог, что трудам предшествует время цветения, унимающее боль и вливающее в нас силы.

Мы пили чай, а соловей уже принялся за работу.

Священник Константин Камышанов